Книга Лето потерянных писем - Ханна Рейнольдс

– Итак, всем внимание! – окликнула мать Ноя из-за стола для взрослых. – Готовы?

Все стихли. За нашим столиком кузина Ноя, Шира, встала и взяла спички. Когда солнце стало заходить, мы зажгли свечи и пропели молитвы, и чувство общности еще крепче укоренилось. «Baruch atah Adonai, – зачитали мы. – Eloheinu Melekh ha’olam, asher kid’shanu b’mitzvotav, v’tzivanu l’hadlik ner shel Shabbat». Это были знакомые мне слова, которые я произносила еще до того, как научилась их понимать: зажженные свечи, разлитое вино, разорванная хала.

Но какими бы знакомыми они ни были, каким бы непринужденным ни казался этот вечер, в «Золотых дверях» я по-прежнему оставалась чужаком. Я то и дело поглядывала на родителей Ноя, на его бабушку и дедушку и не раз ловила на себе их взгляды: недоверчивые, недоумевающие, настороженные. Но самое ужасное, что Эдвард и Хелен вообще друг на друга не смотрели, упрямо устремив взоры только на гостей и членов семьи. Как же поговорить с ними, если они до сих пор так взвинчены?

Вместо этого я постаралась сосредоточить внимание на своих собеседниках. Я смеялась вместе с ними, подшучивала и получала остроты взамен. Я ела кускус с нежной морковью, кабачками, перцем и дюжиной специй, фаршированные артишоки в лимонном соусе, пахлаву из пекарни Джейн. Когда я случайно коснулась коленом ноги Ноя, то даже не стала отстраняться, и он тоже не отодвинулся. Весь обед я наслаждалась легким прикосновением кожи к коже.

Как и мои родители, родители Ноя не возражали, что несовершеннолетние пьют в шаббат. Дома я цедила виноградный сок, но, видимо, Нантакет оказал на меня большое влияние, поэтому, когда вечер стал подходить к концу, я выпила бокал вина. Только когда свечи погасли, кузены убрали со столов, а на лужайке стали топтаться гости, я наклонилась к Ною.

– Твои бабушка и дедушка весь вечер друг на друга не смотрели.

Ной согласно скривился.

– Знаю.

– Они до сих пор в ссоре?

Он кивнул.

– Может, сегодня не стоит задавать им вопросы. – Как бы мне ни хотелось, но, наверное, итог будет такой же, как если бы мы бросились на кирпичную стену.

Ной допил вино и повернулся ко мне с уже знакомым уверенным выражением на лице.

– Ладно.

– Ладно? – осторожно повторила я. – Почему от этого «ладно» я так нервничаю?

– Пойдем. – Он обхватил мою ладонь и вынудил встать.

Боже, обожаю, когда Ной берет меня за руку.

Мне не нравилось пребывать в растерянности, когда он протащил меня по лужайке мимо толкущихся гостей в дом.

– Куда мы идем?

Мы миновали Ширу, которая встретилась со мной взглядом и закатила глаза.

Мы прошли в гостиную, потом в коридор, и, поняв, куда Ной ведет, я начала сопротивляться. Я затормозила, когда мы подошли к кабинету.

– Ной…

– Ты же хотела прочесть письма своей бабушки? Ты хотела взглянуть на ее записи. Хотела узнать, откуда она родом.

Я в нерешительности замерла.

– Я хотела поговорить с твоим дедушкой, а не рыться в его вещах!

– Теперь у тебя вдруг появились моральные принципы?

– Разве твоя семья не разозлится, если застанут нас тут? – Сейчас, зная об отношениях Ноя с его папой и дедом, я не хотела, чтобы они стали еще более натянутыми.

– Они заняты гостями. Даже не заметят. – Он втянул меня в кабинет и запер дверь.

– Хотела бы зафиксировать, что я против.

– Трусиха. Иди сюда. – Он приподнял уголок коврика для мышки, взял ключ и отпер верхний ящик стола.

– Какой ужасный тайник.

– Правда? И смотри. – Ной достал из ящика связку ключей. – Они от всего.

Он открыл шкаф высотой до потолка у дальней стены и показал огромное количество папок.

Я ощущала решительный настрой Ноя, когда он передвигался по комнате. Он оказался в трудном положении – постоянно сердился на своих отца и деда и все же отчаянно желал им угодить. Если не промыть рану до того, как на ней образуется рубцовая ткань, то избавиться от грязи станет сложнее.

– С бабушкой у тебя более близкие отношения, чем с дедом?

Ной кивнул, роясь в другом ящике.

– В детстве я постоянно ходил за ней по пятам. Мама всегда пыталась уладить разногласия, когда я ссорился с папой. Бабушка – нет. Она уходила в сад, и я брел за ней. Она не разговаривала, просто коротко бросала: вот куст, это чайно-гибридная роза, это кустовая, а это курчавка.

– Ты еще злишься, что с ней так обошлись?

Ной глубоко вздохнул.

– Да. Она столько сделала для нашей семьи – не просто внесла деньги, но и принимала у себя гостей ради деда, устраивала званые ужины и вечеринки для его деловых партнеров, посещала мероприятия, воспитала его детей. И ради чего? Ее выбрали, потому что она была богатой? Не потому, что дед желал видеть ее в качестве спутницы жизни? Он писал любовные письма другой женщине, пока встречался с ней? – Ной покачал головой. – Отвратительный поступок.

– Да.

– Ты бы поступила так же? – Он пристально на меня посмотрел. – Как поступила твоя бабушка?

– Смотря о чем ты спрашиваешь, – осторожно ответила я. – Стала бы я писать любимому? Конечно.

– Даже если бы знала, что у него есть девушка?

Я застыла.

– Я почти уверена, что моя бабушка была девушкой Эдварда еще до Хелен. К тому же почему мы перекладываем вину на Рут? Почему не на Эдварда? Именно он сделал выбор между любовью и деньгами.

– Но это Рут с ним рассталась.

– Может, потому что знала, что он ей изменяет! Может, он отказался выбирать между двумя женщинами, поэтому кому-то пришлось сделать выбор за него. – Я выпятила подбородок. – А ты бы как поступил?

– Я бы выбрал любимую.

– Это ты сейчас так говоришь, – скептично бросила я. – Но ты не можешь знать наверняка.

– Но я знаю.

– Неужели? Значит, даже если бы первая девушка была бедной сиротой, а вторая – богатой светской львицей, которая к тому же вывела бы компанию семьи на новый уровень, ты бы выбрал любовь? Потому что я считаю, что богатство второй позволило бы утолить боль разбитого сердца.

– Нет, – возразил Ной, и по какой-то причине его решительность вывела меня из себя.

– Я бы не остался с той, которую не люблю.

– Ты не можешь знать наверняка.

– Да, могу, – сказал он. Может, я тоже его разозлила, потому что он повысил голос: – Потому что мне действительно небезразличны чувства других людей. Хотя, наверное, нужно перестать это делать. Может, не стоит мне волноваться за папу, мою компанию или семью и сосредоточиться на себе, если уж все так и делают!