Книга Мальчик глотает Вселенную - Трент Далтон

– Как мог ты поступить настолько… настолько… жестоко? – спрашивает Поппи Биркбек из-за своего стола.

Она одевается, как одна из маминых любимых певиц 1960-х годов. Она одевается, как Мелани Сафка[31]. Ее руки сложены на столе, а с локтей свисают огненной расцветки рукава свободного одеяния в этническом стиле – то ли как у индейского вождя на курительной церемонии, то ли как у продавца деревянных статуэток с Солнечного побережья.

– Я имею в виду, что это не то поведение, которого можно ожидать в школьном дворе, – добавляет она.

– Я понимаю, миссис Биркбек, – искренне произношу я, пытаясь вернуть все в прежнее русло. Спасти свой план. – Это неподобающее для школы поведение. Такое скорее можно увидеть в тюремном дворе.

– Вот именно, Илай! – говорит она.

И это действительно так. Способ прямиком из Первого двора Богго-Роуд. Бандитская мулька. Все, что требуется, – это наволочка, нечто тяжелое внутри и хрупкая коленная чашечка противника.

Наволочку я украл из кабинета домоводства восьмого класса сегодня утром, в десять часов. Нас всех учили шить – и мальчиков, и девочек. Но если мальчики в основном ограничивались носовыми платками, то настоящие звезды домоводства, такие как Венди Докер, шили наволочки, украшенные вышитыми изображениями австралийской фауны. Я засунул в наволочку Венди с вышитой кукабаррой два пятикилограммовых блина от штанги, которые украл из комнаты спортивного инвентаря в одиннадцать часов, во время урока физкультуры. Вскоре после звонка на обед в 12.15 я нашел Бобби Линетта, стоящего у кромки гандбольной площадки со своими дружками-шакалами и пожирающего ролл «Чико».

Я приблизился к Бобби тем способом, о котором писал мой друг Алекс Бермудес, бывший оружейник квинслендской банды мотоциклистов «Повстанцы», когда объяснял, как правильно втыкать заточку в не ожидающую нападения жертву. Я помнил все письма Алекса наизусть, так же, как слова песни Мелани Сафка «Свечи под дождем».

Если собираешься напасть на жертву сзади, втыкай заточку как можно ближе к почкам. Человек упадет, как мешок с картошкой. Суть в том, чтобы сунуть заточку достаточно жестко, чтобы донести свою точку зрения, и достаточно мягко, чтобы избежать обвинения в преднамеренном убийстве. Поистине, прекрасное равновесие.

Я шагнул к Бобби быстро и резко, скрутив наволочку так туго, что пятикилограммовые блины стали головой кукабарры, вышитой на хлопковой булаве, и с размаху саданул его по правой почке, целясь чуть выше серых школьных шорт. Его ролл полетел на землю, когда Бобби качнулся вправо и скрючился от боли и шока, как игрок на поле. У него было достаточно времени, чтобы увидеть мое лицо, и достаточно, чтобы кровь ярости прилила к его собственному; но недостаточно, чтобы предугадать мой следующий маховый удар с вытянутой руки в коленную чашечку. Достаточно жесткий, чтобы донести свою точку зрения. И достаточно мягкий, чтобы избежать исключения из школы. Бобби пропрыгал на левой ноге пару шагов, отчаянно вцепившись в раздробленное правое колено, а затем рухнул на спину на грубое асфальтовое покрытие гандбольной площадки. Я стоял над ним, держа наволочку с блинами наготове над его головой, и знал, что ярость внутри меня была единственным подарком, который мой отец подарил мне за десять лет.

– Сууууууукааааааа! – заорал я Бобби в лицо. Слюна вытекала из моего рта. Этот крик был таким громким, первобытным, страшным и безумным, что дружки Бобби шарахнулись от нас, как будто убегали от костра с лежащей в нем канистрой бензина.

– Больше не лезь, гнида, – сказал я.

Бобби уже плакал. Бобби был бледен, а лицо его пошло красными пятнами и так сильно стремилось держаться подальше от тяжелой наволочки, что я подумал – его голова сейчас провалится сквозь гандбольную площадку.

– Лучше больше не лезь, – повторил я.

* * *

Кабинет украшен плоскими разрисованными алюминиевыми зверушками. Зеленая лягушка над картотечным шкафом справа от меня. Парящий орел на стене за спиной миссис Биркбек. Коалу, обнимающую эвкалиптовое дерево, она прилепила на левую стену. Все эти декорации служат оформлением для жизненных пьес, которые здесь разыгрываются. Как и большая картинка в рамке, с пингвином, бегущим куда-то через бескрайнюю ледяную пустыню, над словами: «Пока ты не расправишь крылья – ты не представляешь, как далеко сможешь зайти».

На ее столе рядом с телефоном – ящик для сбора средств в пользу Шелли Хаффман.

Я надеюсь, что Поппи Биркбек уберет этот мотивирующий плакат с пингвином ради Шелли.

На денежной коробке фотография улыбающейся Шелли, оскалившей все зубы в одной из тех вымученных улыбок, как у детей на костюмированном утреннике, когда неумелый фотограф просит их приложить для этого немного больше усилий. Шелли учится со мной в восьмом классе. Она живет за углом от нашего дома в том же Жилищном товариществе, на Тор-стрит, по которой Август и я ходим в школу. Четыре месяца назад родители Шелли узнали, что их второй ребенок из четырех всю оставшуюся жизнь будет жить с мышечной дистрофией. Нам с Августом нравится Шелли, несмотря на то, что она постоянно умничает, когда мы гуляем возле ее дома. Она единственный друг, которого мы завели с тех пор, как приехали в Брекен-Ридж. Она все время вызывает меня побороться на руках на ее переднем крыльце. Она обычно побеждает меня, потому что ее руки крепче и длинней моих, и она выигрывает за счет рычага. «Нет, еще не пришла», – говорит она, когда побеждает меня. Она имеет в виду свою мышечную дистрофию и говорит, что узнает о ее настоящем приходе, когда я смогу победить в армрестлинге. В школе объявлен сбор средств, чтобы помочь перестроить дом Шелли изнутри и снаружи – сделать пандусы для кресла-коляски, поручни в ванной, спальне Шелли и на кухне, полностью превращающие дом в «долбануто-дружелюбный», по словам Шелли. Затем школа надеется приобрести Хаффманам приспособленный для колясочников семейный фургон, чтобы они могли по-прежнему возить Шелли в Мэнли на восточной стороне Брисбена, где она любит смотреть на катера, яхты и гребные лодки, снующие по всему заливу Мортон до самого горизонта. Школа надеется собрать 70 тысяч долларов для будущего дома. Пока собрано 6217 долларов – то, что Шелли называет «половинкой пандуса».

Миссис Биркбек откашливается и наклоняется ко мне ближе через стол.

– Я звонила твоему отцу четыре раза, но он не брал трубку.

– Он никогда не отвечает на звонки, – говорю я.

– Почему?

– Он не любит разговаривать с людьми.

– А ты можешь попросить его позвонить мне?

– Он все равно не сможет.

– Почему нет?

– Наш телефон принимает только входящие звонки. Единственный номер, который можно набрать, – это три нуля.

– Не мог бы ты попросить его зайти ко мне? Это чрезвычайно важно.