Книга Обещание - Мэй Макголдрик

– А ваш супруг? – не унимался Берч.

Леди Хартингтон устремилась к двери, а взявшись за ручку, произнесла:

– Я сообщила вам все, что могла, джентльмены. А теперь прошу прощения. Мне нездоровится. Мой дворецкий проводит вас.

Когда дверь за женщиной притворилась, мужчины переглянулись.

– Мы не выяснили все до конца, – мрачно заметил Берч.

– По крайней мере мы знаем, что в деле был замешан ее муж! – сердито бросил Николас. – Нет сомнений, что грязный подонок добрался до нее!

– Или пытался добраться, сэр Николас. Не стоит делать скоропалительных выводов.

– Ваша правда. Возможно, она сбежала, чтобы избавиться от его домогательств.

– Леди Хартингтон чего-то недоговаривает, – заключил адвокат. – Еще одна встреча с ней – и я все выясню.

В комнату вошел дворецкий, и Берч умолк.

Едва они вышли из приемной, как Николас положил ладонь на мускулистую руку дворецкого.

– Скажи-ка, братец, не ты ли участвовал на прошлой неделе в состязаниях в Уэдерби?

– Да, сэр, я.

– Благодаря тебе я выиграл кучу денег. Было на что посмотреть, должен признаться. У тебя сокрушительный удар правой.

Пока они спускались с лестницы, адвокат не без удовольствия слушал, как мужчины обсуждают прошедшие на минувшей неделе бои и ставки в боксерских клубах, ожидаемые на этой неделе.

. – А тот дворецкий, который работал перед вами...

– Роберт, сэр.

Адвокат прислушался. Втроем они стояли у открытой двери, выходившей на тихую улицу.

– Правильно, Роберт. Не передашь ли ему от меня записку, Джордж?

Человек с опаской огляделся. – Всенепременно, сэр.

– На следующей неделе буду ставить только на тебя, Джордж.

Когда они сели в экипаж, Николас сказал:

– Мой новый приятель Джордж работает дворецким в доме Хартингтонов всего два года. Но его предшественник по имени Роберт служил там со времен падения Трои.

– И, видимо, находился здесь во время пребывания в этом доме Ребекки.

– Абсолютно точно. По словам Джорджа, Роберта уволили за пристрастие к азартным играм, когда он растратил господские деньги. Судя по всему, он до сих пор питает неприязнь к покойному сэру Чарльзу Хартингтону.

Оливер потер руки.

– Итак, когда отправимся к нему на встречу?

– Роберт явится к вам в кабинет в «Миддл темпл» завтра вечером. Джордж полагает, что в семье Хартингтонов нет такого секрета, которым он не пожелал бы поделиться, разумеется, за вознаграждение.

Глава 30

Приготовленный миссис Тримбл обед был превосходен, но Уильяму Каннингему кусок не лез в горло. Обсуждаемая за столом тема повергла его в ужас. Хотя они с преподобным Тримблом все еще не посещали Мелбери-Холл, приходской священник получал сообщения из различных источников о состоянии дел в соседнем имении. Информация не отличалась разнообразием, только и было разговоров, что о беспрецедентной жестокости и насилии сквайра.

Директор школы возвращался домой, когда деревню объяла тьма.

Внимание учителя привлек знакомый свист, донесшийся со стороны восточной стены школы. Он двинулся на звук. Его ждал Джона.

– Как там у вас дела, мой друг? Как леди Уэнтуорт?

Он увел Джону за здание школы, где их не могли обнаружить.

– Леди Уэнтуорт просит вас завтра на рассвете приехать в Рощу и пригнать экипаж.

– Кто-нибудь ранен? Мы можем отправиться немедленно.

Джона покачал головой.

– Сторож сквайра убьет вас, если вы появитесь сейчас. Она считает, что утром вы будете в безопасности.

– Я должен кого-то забрать? Кого-нибудь из слуг?

– Да, – подтвердил Джона. – Горничную Вай. Сквайр положил на нее глаз, и бедная девочка готова покончить с собой. Мы уже два дня как прячем ее в Роще. Мне пора, сэр.

– Ладно, Джона. Спасибо, что пришел.

– Так вы будете там на заре?

– Обязательно, – ответил Каннингем.

– Куда ты меня ведешь? – спросила Ребекка, следуя за Стенмором в крыло Солгрейва, где еще ни разу не была.

– Не спрашивай, просто иди, и все, – ответил граф.

Стенмор нес подсвечник с зажженными свечами.

Ребекка огляделась, скользя взглядом по запертым дверям. В нос ударил затхлый запах давно не проветриваемых помещений. Перед двустворчатой дверью они остановились.

– Куда мы пришли? – тихо спросила Ребекка.

– Здесь комнаты, в которых жил мой отец. – Поколебавшись, граф распахнул дверь и вошел.

– Почти восемь лет это была его тюрьма. Эта кровать служила ему местом преступления и наказания одновременно.

Ребекке захотелось подойти к нему. Обнять. Сказать, как сильно она любит его.

– Восемь лет отец пролежал в этой постели. Добровольно заточив себя в этой комнате. Терзаемый чувством вины, восемь лет пролежал он здесь и однажды покаялся мне в своих грехах.

Ребекка хотела сказать, что все это уже знает, но Стенмору нужно было выговориться, и она промолчала.

– Джеймс – не мой сын. Думаю, живя здесь, ты могла об этом догадаться, видя, как я отношусь к мальчику.

Ей оставалось лишь кивнуть.

– Отец рассказал мне, что сошелся с Элизабет вскоре после моего отъезда. Что она была несчастлива со мной в браке, что они увлеклись друг другом. Беременность Элизабет потрясла их обоих. Однако отец решил выдать будущего ребенка за моего, полагая, что разница в два месяца не имеет особого значения.

Ребекка прошла в комнату и, прикрыв за собой дверь, прислонилась к ней спиной.

– Он изолировал Элизабет от общества, сославшись на то, что у нее тяжело протекает беременность. Это дало им возможность и дальше заниматься любовью. В положенный срок, когда Элизабет должна была разрешиться от бремени, в том случае, если бы ребенок был мой, отец дал официальное объявление. Причем объявил о рождении мальчика.

Граф нервно провел рукой по лицу.

– Он собирался отдать младенца, если бы родилась девочка, а официально сообщить, что ребенок заболел и умер.

Элизабет ни в чем ему не перечила. До того дня, когда родился Джеймс. Когда она узнала, что из-за деформированной руки отец хочет отдать ребенка, она воспротивилась его планам, впервые в жизни проявив мужество. Видимо, в ней пробудился материнский инстинкт.

Стенмор взглянул на Ребекку.

– Она убежала. Взяла Джеймса и убежала, проявив самостоятельность, столь несвойственную ее характеру. Убежала, потому что не хотела разлучаться с ребенком, хотела видеть его живым и здоровым.