Книга Я, ангелица - Катажина Береника Мищук

Все глубже.

И глубже.

Когда мы уже не могли пошевелиться, осажденные мягкими подушками, процесс погружения прекратился.

Признаюсь, несмотря ни на что, мне было довольно комфортно.

Маленький путто наклонился к нам:

– Вам удобно? Может, вы хотите что-нибудь почитать?

– Нет, спасибо, – пробормотал Петрек.

Он дернулся всем телом, но не смог высвободиться.

– Может, чаю?

– Нет, спасибо, – медленно ответила я, потому что, видимо, если отвечать ему быстро, то он не понимал отказа.

Путто кивнул и потянул за собой Соплека, то есть Стефано.

Мы с Петреком переглянулись из-за огромных подушек, которые окружали даже наши головы.

– Немного страшно, да? – спросила я. – Такое ощущение, что диван съедает меня заживо.

Петрек нахмурился:

– Ну, не знаю. В целом удобно. Только бы они не предложили нам еще чаю… Думаю, в таком состоянии мы не сможем им противостоять…

По широкому холлу прогуливались служащие в своих трусиках и немногочисленные клиенты. Администрация не была завалена работой.

В этот момент к нам подошел еще один путто. Он был особенно низеньким. На его треугольном лице была нарисована широкая улыбка. Глаз из-за светлой челки не было видно вообще.

– Простите, кого вы ждете? – спросил он. – Может, я могу вам чем-нибудь помочь?

– Мы ждем Бориса, – объяснила я.

– Ах, понимаю! Может, выпьете чаю, чтобы скрасить ожидание?

Я заметила краем глаза, что лицо Петрека краснеет от злости. Еще секунда – и он сольется с диваном…

– Мне принесите! – воскликнула я.

Может, когда я буду держать в руке чашку, они наконец-то оставят нас в покое?

– С удовольствием! – Он пришел в возбуждение, почувствовав себя полезным.

Петрек шумно вздохнул.

– А какой вы желаете? Черный, зеленый, белый, пуэр, улун?

– Э-э-э… черный…

– С сахаром? – Улыбка не сходила с лица путто.

– Хм, да, – ответила я, не зная, во что ввязываюсь.

– А с каким сахаром? Тростниковым, свекловичным, жареным, виноградным, крахмальным или фруктовым?

Петрек посмотрел на меня, а в его взгляде явно читалось: «А я говорил».

– Тростниковым? – рискнула я.

– Рафинад или леденцовый?

– Рафинад, – бездумно повторяла я вслед за ним.

– Прекрасно! В таком случае пойду его готовить.

Я с облегчением выдохнула. Наконец-то он отстанет. К сожалению, путто, сделав несколько шагов, развернулся, явно потрясенный.

– Прошу прощения! Совершенно не знаю, где сегодня моя голова. Какой черный? Ассам, юньнань, дарджилинг, цейлон?

У меня было ощущение, что я сейчас расплачусь.

– Цейлон? – простонала я.

– А какой вкус предпочитаете? У нас есть малина, клубника, земляника, ваниль, карамель, виски, черноплодная рябина, шоколад, персик, лимон, мандарин…

– Горький… – перебила я его.

Путто весело рассмеялся.

– Ну да, только чай будет не совсем горьким, потому что вы попросили к нему сахар! Простите, а что это был за сахар? Из-за этой суматохи у меня все вылетело из головы!

Я быстро повернулась к Петруше. Помогите, спасите! Этот путто настолько сладкий, что я сейчас умру от диабета!

Однако мой прекрасный спаситель, мой кареглазый рыцарь в сияющих доспехах, герой, о котором я мечтаю по ночам, глядя на звездное небо… спал.

Никакой помощи! Я умру от жажды прежде, чем дождусь своего чая.

НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ!

– Я меняю заказ! – зарычала я на путто. – Горький, цейлон, без сахара, немедленно!

Маленький человечек подскочил и испуганно посмотрел на меня.

– Вы не остались довольны моими услугами? – Он шмыгнул носом, будто вот-вот расплачется.

Борис! Где ты?!

– Просто принеси чай! – рявкнула я, и путто с лицом, как у осужденного, наконец удалился.

Проснувшись от моего голоса, Петруша поднял голову.

– Что? Что? Что случилось? – автоматически спросил он.

– Ты уснул, – упрекнула я его.

– Я? Вовсе нет, – возмутился он. – Я лишь на мгновение закрыл глаза.

Я тяжело вздохнула. Я была сыта этим по горло. Вдруг прямо передо мной возник человечек, которого я только что отправила готовить чай. Он держал в руке маленькую чашку.

– Уже? – удивилась я.

– У нас восхитительное кафе, – похвалился он, протягивая мне чашку из тончайшего фарфора.

Мне было страшно держать ее в руках – не дай бог раздавлю фарфор и обольюсь кипятком. Я уже не говорю о колотых ранах от тончайших кусочков чашки.

– А не желаете ли какое-нибудь пирожное к чаю? – спросил путто.

Я быстро отказалась. К счастью, он принял отказ и, пожелав приятного аппетита, удалился на своих коротких ножках. Но радость моя продолжалась недолго. Он обернулся, потому что ему в голову, видимо, пришла какая-то светлая мысль.

– Прошу прощения, – сказал он. – Может, вы хотите, чтобы я развлек вас разговором?

– Нет… – процедил Петрек.

– Я могу рассказать вам множество фактов из истории Аркадии и ее просвещенных обитателей.

– Ты всегда столько болтаешь? – раздраженно спросила я, бессознательно помешивая чай.

– Вкуснее всего, если помешаете семь раз, – услужливо посоветовал мне путто. – Да, я, кажется, всегда столько говорю. Во всяком случае, так утверждал мой уважаемый друг Винсент Ван Гог.

В Раю тоже жили одни знаменитости. Будет время, нужно будет узнать, кого я могу здесь встретить.

– Эй, Ван Гог же отрезал себе ухо, не так ли? – поинтересовался Петрек. – Зачем он это сделал?

– О, это долгая история, – вздохнул путто. – Но я могу вам ее рассказать. Начну с краткого объяснения того, кем я был для Винсента. Я был его музой и вдохновением, – гордо заявил карлик.

Я подавилась чаем. Петрек хотел похлопать меня по спине, но не смог высвободить руку.

– Что? – выдавила я.

– О, так вы не знаете? – Путто набрал воздуха, готовясь к очередному словесному поносу. – Мы, путто, не только работники небесной Администрации. Мы также служим вдохновением и оказываем помощь земным художникам, а распределяют нас случайно. Часто, но не всегда, мы им являемся, помогаем смешивать краски и прочее. Следим за тем, чтобы с картинами ничего не случилось. Кроме того, мы сохраняем их с помощью простых заклинаний. Если бы не мы, Сикстинская капелла давно бы рухнула. Микеланджело там неплохо нахалтурил…