Книга Мэлори - Джош Малерман

В комнате кто-то есть.

– Мама!

Это Том. Он здесь!

– Можешь открыть глаза!

Это уже Олимпия. Слава богу! Олимпия тоже здесь!

Мэлори открывает глаза и первое, что она видит, – лицо отца.

– Папа!..

Взгляд затуманивается от слез. Она и не думала дожить до такого счастья.

– Привет! – говорит отец, его глаза тоже влажны.

Он прекрасно выглядит, хоть и постарел. Поседел. А глаза живые. И улыбка ничуть не изменилась – совсем как до нашествия. Правда, одет иначе – на нем фланелевая рубашка и спортивный костюм. В ее детстве он никогда такого не носил. Видно, что последние семнадцать лет он не ездил на машине, а ходил пешком. А также не смотрел телевизор, не пользовался компьютером, не ел в ресторане.

И взгляд другой. В нем читаются пережитые страдания, воспоминания и мудрость.

Мэлори смотрит на Тома. Что же там было?.. Толпа безумцев скандировала его имя. Олимпия говорила, будто Том смотрел сквозь стекло.

Смотрел на тварь.

– Том… – начинает Мэлори.

Она пытается сесть в кровати, однако усилия ни к чему не приводят.

Том молча смотрит на нее. Он здоров.

Олимпия тоже здорова.

– У тебя чудесные дети, – кивает Сэм.

Мэлори едва может говорить из-за нового приступа слез:

– У тебя чудесные внуки.

– Принесу воды, – произносит Олимпия и выскальзывает за дверь.

Мэлори осматривается. Стены обиты рейкой. Окна занавешены одеялами. Маленькая кровать. Комната похожа на спальню для гостей.

Чисто. Уютно.

Рядом отец.

Мэлори снова переводит взгляд на Тома.

– Что с тобой произошло?

Том словно тоже стал старше, у него умиротворенное лицо человека, который добился желанной цели. Он выглядит успешным – если в новом мире вообще возможен успех.

– Знаешь, а мой внук изобрел способ смотреть на тварей! – объявляет Сэм.

Мэлори снова пытается подняться. Сэм быстро подходит к кровати и опускается рядом с ней на колени.

– Я тебе обязательно расскажу. Только, наверное, не все сразу…

– Где мы?

Сэм улыбается.

– Это мой дом. По крайней мере, последние несколько лет. А вообще историй у меня хватит на целую библиотеку. Как мы с мамой шли на юг после нашествия…

Даже если благодаря Тому теперь можно смотреть на тварей без опаски, воспоминания о них еще болезненны.

– О, папа… У меня тоже много историй, – улыбается Мэлори.

– Мы на отшибе, достаточно далеко от центра. – Сэм задумчиво смотрит на занавешенные окна, совсем как в детских воспоминаниях смотрел в сад. А сейчас… – Мэри была уверена, что ты придешь в Индиан-Ривер. Мы много об этом спорили.

– Значит, мама…

– Да.

Голос спокойный. Сэм уже успел оплакать жену, как Мэлори успела оплакать его самого.

– Шеннон… – произносит Мэлори.

– Да, Олимпия нам рассказала.

Папа улыбается. Они с мамой давно похоронили обеих дочерей.

– Кому «нам»?

– Я держу твою маму в курсе событий, хоть она и переехала. Она похоронена в саду.

– Папа, мне так жаль…

Сэм кивает, машет рукой – мол, не волнуйся, я в порядке.

– Я бы хотела сходить на могилу.

Сэм встает и подает Мэлори руку.

– Она будет рада.

Мэлори глубоко вдыхает, прежде чем выйти в заднюю дверь дома. Держит отца за руку.

По всему Индиан-Ривер идет изготовление масок из зеркального стекла, однако Мэлори с отцом пока предпочитают повязки.

– Давно вы здесь? – спрашивает Мэлори.

– Около трех лет.

– К вам приходила перепись населения?

Сэм вспоминает. Мэлори слушает, как шумят деревья в саду. Как ветер гонит по траве сухие листья.

– Да, приходил человек… Опасная это затея. Мама ему сказала: «Вы делаете благородное дело». Мы предложили ему переночевать, а он отказался, мол, некогда.

К глазам, спрятанным под повязкой, вновь подкатывают слезы. Вот бы найти переписчика! Рассказать, что его усилия не напрасны и как сильно он ей помог.

– Пойдем к Мэри, – говорит отец.

Он сводит Мэлори по каменным ступеням на лужайку. Мэлори слышит, как качается от ветра ограда. Глаза крепко завязаны.

– Ну вот, – говорит Сэм. – Не бог весть что, конечно… Но я сам ее хоронил. Мне важно было самому…

– Как она умерла?

– Во сне, Мэл. Не от тварей, слава богу.

Он опускается на колени, тянет за собой Мэлори. Она ощущает под ладонями каменную плиту. Опавшие листья, траву.

– Вот… – говорит отец.

Потом убирает руку, и Мэлори остается наедине с Мэри Волш.

Она думала, что уже смирилась со смертью матери. Однако сейчас понимает – раньше она не давала себе разрешения горевать.

Некогда было раскисать. Из-за тварей.

– Я так по тебе скучала! – сквозь рыдания восклицает Мэлори.

Они живут в доме отца уже две недели, и Мэлори каждый день навещает Мэри Волш. Оказывается, не все жители города настолько прогрессивны, как чудаки на площади, которых она слышала в первый день. Теперь понятно, почему Сэм здесь остался. Понятно, даже несмотря на их крайне безрассудное поведение, возмутившее ее в день прибытия. В новом мире люди делятся на надежных и потенциально опасных.

Только вот кто из них живет более счастливо и полноценно?

Мэлори много думает о Гари. Мысленно готовится к новой встрече.

Олимпия всегда на страже.

Дети часто приходят вместе с ней на могилу. Рассказывают бабушке о реке, о школе для слепых, о лагере «Ядин» и о поезде. А Мэлори рассказывает о Шеннон. Ей нравится говорить с мамой. Она описывает своих первых соседей: Тома-старшего, Олимпию, Феликса, Джулса, Шерил, Дона. Даже Виктора. А когда они возвращаются в дом, она видит по лицам детей, что и они многое слышат впервые. Как трудно ей было пережить друзей! Жить вместе, полюбить, а потом потерять.

Сэм говорит, что хранит в кладовке арбалет. И часто охотится на оленей. Вслепую.

Бывают моменты, чудесные секунды, когда ей кажется, что она дома, на Верхнем полуострове. Снова в родительском гнезде, где выросла. Если дойти до конца сада, увидишь сосны, где она когда-то пряталась. Где Сэм и Мэри Волш без труда ее отыскали.

Часто за обедом, когда они вместе едят на кухне консервы, Том рассказывает о своих приключениях. Он смастерил очки еще в лагере «Ядин», однако испытать не решался. Несмотря на запреты, взял их в путешествие. А здесь, в Индиан-Ривер, двое мужчин посмотрели на тварь сквозь зеркальное стекло, которое достали в продуктовом магазине. И не потеряли разум. Как раз когда Мэлори дошла до площади, Том должен был попробовать сам.