Книга Сергей Бондарчук. Лента жизни - Наталья Бондарчук

Николай Бурляев вспоминал: «Не выбрали делегатом на V съезд – это уже пощёчина. Как? Бондарчука не выбрать делегатом? А это была демократия. И начали его уничтожать публично в Кремле. Я был тогда в зале. Я видел, какой там был буквально шабаш и ненависть к Бондарчуку…»

Сам Сергей Фёдорович после съезда говорил: «Не изменяй теченье дел. Привычка – душа держав. У Монтеня это целый трактат. Не изменяй. Это не относится к “перестройке”? Хотя я – за перестройку. Но чтобы изменить теченье дел, надо быть гением».

И вновь вспоминает Никита Сергеевич Михалков: «Замечательная есть в русских церковных тропарях фраза: “Демонов немощная дерзость”. Вот это и были демоны, вот тогда они и разгулялись. Они из кожи лезли, чтобы унизить Большого Художника в надежде, что таким образом возвысятся, обретут вожделенную значительность. Глупцы».

На этом съезде громили и первую картину «Лермонтов» Николая Бурляева. То, что с любовью создавалось большим (свыше ста человек), мощным коллективом, было зачёркнуто.

А сам Никита Сергеевич Михалков тут же на съезде был атакован «коллегами». Мне же не разрешали выезд на съёмки «Юность Бемби» к моей киногруппе, ожидающей меня на Кавказе.

Была выпущена статья: «Она уже снимает вторую серию по никому не известной повести Зальтена об иностранном оленёнке». Мой соавтор сценария, великий писатель Юрий Маркович Нагибин, страшно разозлился и написал в ответной статье: «Поздравляю автора (это был Александров), он не заметил, что Феликсу Зальтену ещё при жизни был поставлен памятник».

Но более всего страдал мой отец. Вот что рассказывала актриса Людмила Савельева: «Однажды мы вместе с Сергеем Фёдоровичем ездили в Норвегию. Мне всегда казалось, что он человек необыкновенно крепкий, защищённый. Но, помню, в самолёте развернул какую-то газету, а там – про него статья, ужасная, некрасивая. Про то, что его режиссёрские работы бездарны. Некий критик советовал Бондарчуку “не лезть в режиссуру”. Смотрю: он сидит весь белый. Я всегда думала: он же знает себе цену, ведь фильмы-то снимал потрясающие, великие. И, казалось бы, такой человек не должен обращать внимания на эти мелкие укусы. Но он страшно страдал. Я только тогда поняла, насколько ему больно».

Да, то, что творилось в эти дни, было тщательно спланированным заговором. Людей, в нём участвовавших, я знаю. Кое-кто из них мне сейчас говорит: «Мы не предполагали, во что это выльется. Что мы будем зачинателями такого безрассудства. Мы хотели свежего ветра, новой волны».

Да! Отцу досталась та эпоха, в которой честно отражать современность не позволялось никому. Понятно, что бунт был спровоцирован общим враньём. Мы все задыхались в гнилом пространстве, которое затягивало, как трясина… Ещё весной 1984 года моим отцом было написано: «Вся сложная система утверждения сценария, редакторская и ведомственная опека в процессе съёмок и сдача фильма руководящим инстанциям очень далеки от подлинного процесса создания кинематографического искусства. Чиновничий кинематограф может устраивать только самих чиновников, а не зрителя и людей, посвятивших себя кинематографическому искусству… так дальше продолжаться не может!»

В этом смысле взрыв-то был справедлив, но ударил как раз по истинным художникам. Была разрушена выстраданная тяжёлой жизнью мечта людей, в значительной мере выраженная советским кинематографом. Когда из него вычеркнули героев, олицетворявших эту мечту, то перечеркнули и страну. Что будет со страной дальше, для отца было понятно. На закат его жизни пришёлся разрыв между Россией и Украиной. Разрыв единого славянского народа. Сергей Фёдорович, украинец по паспорту и факту рождения и русский художник, вынужден был слушать, как “делят” Гоголя: в чём он украинец, в чём русский. Очень он это переживал. Он ещё не знал, что его детей – меня и брата Фёдора – не будут пускать на его родину (из-за поддержки воссоединения России и Крыма). Но это будет потом…

Вот как вспоминает о V съезде кинематографистов и времени, наступившем после него, Ирина Константиновна Скобцева: «Не пощадили ни Матвеева, ни Озерова, ни Наумова, даже Колю Бурляева с его “Лермонтовым”… И Наташу Бондарчук с “Бемби” не пожалели. Мастеров обвиняли в том, что они не дают остальным снимать. Но что эти режиссёры сделали, когда исчезли все преграды: где их шедевры, где призы на международных кинофестивалях? Их нет. Сергея Фёдоровича вся эта мышиная возня не интересовала, он понимал, что волна обвинений была спланирована, знал цену всем, кто рвался к трибуне, и, как выяснилось, оказался прав: целый год эти бунтовщики ежедневно собирались, клеймили позором всех и вся и при этом ничего не делали. Развалили всё, что было создано для них, и поехали по миру, а плоды тех разрушений мы пожинаем до сих пор. Сергей Соловьёв, который был одним из главных обвинителей Бондарчука, впоследствии приходил к нам домой извиняться перед Сергеем Фёдоровичем».

«Тихий Дон»

Моя жизнь – это мои фильмы.

Сергей Бондарчук

Однако сидеть сложа руки даже в ситуации, когда на него многие ополчились, Сергей Фёдорович не мог, да и не желал. Силы для новой работы у него ещё были. В конце 80-х он задумал осуществить постановку фильма по роману Михаила Шолохова «Тихий Дон». В своё время наш учитель Сергей Герасимов снял двухсерийную версию этого романа, однако сам писатель тогда заявил, что мечтал о полном воплощении «Тихого Дона». И ему очень хотелось, чтобы это сделал Бондарчук. Видимо, помня об этом желании писателя, отец решил наконец осуществить этот замысел. Он обратился за помощью к телевидению, но там от этой постановки отказались. А вот итальянцы, прослышав об этой идее Бондарчука, тут же предложили ему свои услуги. Так, в январе 1990 года в Риме был подписан договор с компанией «Интернационал синемакомпани». Через полтора года после этого (в августе 1991-го) начались съёмки картины, которые проходили в трёх местах: на «Мосфильме» (павильон), в Алабине (батальные сцены) и в Вёшенском. В главных ролях были задействованы как зарубежные, так и советские звёзды кино. Григория играл англичанин Руперт Эверетт, Аксинью – француженка Дельфин Форест, Пантелея – Ф. Мюррей Абрахам, Степана – Борис Щербаков, Дарью – Наталья Андрейченко, Петра – Владимир Гостюхин, Ильиничну – Ирина Скобцева. По контракту с итальянским продюсером Энцо Рисполи отец должен был сделать две версии картины – для проката в кинотеатрах (пять серий) и телевизионную (10 серий).

«Работа была очень сложной, – вспоминала Ирина Константиновна. – Во-первых, мы пережили три итальянских забастовки. Дело в том, что у них в стране зарплату выплачивают в конце каждой рабочей недели, деньги от продюсеров приходили с опозданием, и итальянская часть нашей группы отказывалась работать. Во-вторых, в разгар съёмок произошёл августовский путч 1991 года, и все наши иностранцы кинулись паковать чемоданы – Бондарчуку с трудом удалось их остановить. Мы снимали в Вёшках и Москве – в павильонах “Мосфильма”, но монтировать картину Сергей Фёдорович поехал в Италию. Сделав первоначальную версию, на несколько дней отлучился в Москву».

Фильм был снят в рекордные сроки – за одиннадцать месяцев. Четыре месяца Бондарчук работал над монтажом кино- и телеверсий картины и все свои обязательства перед компаньонами выполнил. Теперь оставалось только озвучить картину и выпустить её в свет. Однако представители компании, отсмотрев готовый вариант, с ним не согласились. Их не устроил сам подход Сергея Фёдоровича к этому произведению. Им хотелось, чтобы это был боевик, а не трагедия. Поэтому они, в отсутствие отца, перемонтировали фильм на свой лад. Когда Сергей Фёдорович узнал об этом, он тут же обратился к помощи адвоката. Два месяца ушло на то, чтобы восстановить разрушенное. Наконец в апреле 1993 года начался активный «промоушен» картины – в Риме состоялось роскошное шоу, в котором участвовали все основные актёры, занятые в фильме. Казалось, что всё идёт к благополучному финалу и выходу картины на широкий экран. Однако это оказалось не так. Уехав в Москву, отец стал чуть ли не еженедельно интересоваться, когда будет проведено последнее озвучание фильма и запись музыки. В ответ – тишина. Наконец в ноябре ему ответил сам продюсер картины Энцо Рисполи, отец вновь приехал в Рим, домонтировал телеверсию (12 серий) и получил обещание, что в скором времени фильм выйдет на широкий экран. Но его и на этот раз обманули. Изворотливый Рисполи зарегистрировал новую компанию и увёз копию фильма в Лондон. Его искали с помощью МИДа и всё-таки нашли. Все эти авантюрные приключения сильно сказались на здоровье отца. По словам Ирины Константиновны Скобцевой, «Сергей Фёдорович каждое утро просыпался с тяжёлым вздохом: “Ну что же мне делать с этими бандитами?” Видя удручённое состояние Серёжи и понимая, что надо его как-то из него вытаскивать, я уговорила его съездить в Сочи на “Кинотавр”, а ещё (чуть раньше) в Югославию. И хотя поездка эта была не из лёгких: и дорога на перекладных, и блокада Белграда, и долгое ожидание на границе, возвращались мы в приподнятом настроении. Ему там предложили интересную работу. Увы, продержалось это настроение недолго. Все та же неизвестность с “Тихим Доном” душила его».