Книга Карма темных ночей - Марина Серова

Повесив на шею прибор ночного видения, я осторожно ступила на узкий подоконник. Мероприятие, затеянное мною, оказалось опасным. Ухватиться в буквальном смысле было не за что. Максимально сконцентрировавшись, я, всецело положившись на цепкость ступней, сделала короткий первый шаг, стараясь не смотреть в открывшуюся под ногами пропасть шести этажей. Центр тяжести моего тела я распределила таким образом, чтобы все время быть прислоненной к кирпичной стене гостиницы, расстояние между моим окном и балконом Остроликих составляло метр. Увы, подоконник закончился раньше, чем мне представлялось возможным сделать последний шаг, но это препятствие лишь подхлестнуло меня, так как без адреналина я чахла подобно цветку, лишенному влаги. Однако прыгать, находясь боком к цели, совершенно неудобно, но иных вариантов не было. О том, чтобы вернуться обратно в номер, смирившись с неудачей, я даже не помышляла, не таков мой характер.

Перед решающим броском я сделала два продолжительных выдоха, а на третьем…

«Так, правильно разместить центр тяжести, выбросить руки вперед, крепко ухватиться за перила балкона, выполнить сальто и приземлиться точно на ноги, при этом не произведя ни малейшего шума», – хладнокровно перечисляла я в голове очередность действий и в точной последовательности выполняя их.

Через считаные мгновения все было кончено. Присев на корточки, я замерла, не обращая внимания на легкое щекотание белоснежной занавески, что выбивалась наружу, касаясь моего лица, в открытой двери, ведущей в спальню, где безмятежно похрапывала Елизавета Ричардовна.

Ослабив шнур прибора ночного видения, я укрепила его на глазах и снизу заглянула в комнату. Я сразу заметила цель моей ночной вылазки. Телефон лежал на тумбочке у кровати, мне нужно было лишь его взять и, спокойно укрывшись на балконе, просмотреть информацию о звонках, что я и сделала без особых помех. Память у меня была отменная, я без труда запомнила три номера, с абонентами которых супруга Остроликова общалась больше всего, и, главным образом тот, что она так неистово вызванивала в начале вечера. Конечно, стоило бы почитать эсэмэски, но фаза глубокого сна у дамы могла закончиться довольно быстро, и рисковать с возвращением в мой номер, где можно было бы скопировать всю информацию в компьютер, а потом проделать обратную процедуру с водружением аппарата на место не следовало. Откинув занавеску, я вползла в комнату, и, когда до заветной тумбочки оставалось несколько шагов, случилось неожиданное. Дверь в спальню отворилась, и на пороге в ореоле приглушенного света из гостиной возник Остроликий собственной персоной, со всеми признаками чудовищного похмелья на лице. Я молниеносно ужом заползла под кровать.

– Лиза! – хрипло позвал он. – Я умираю! – не стал скрывать он свои ощущения, немало не заботясь, что подобная информация может сильно напугать спросонья супругу. Однако реакция последовала другая.

– Который час?! – пытаясь побороть сон, пробурчала Елизавета Ричардовна, словно ей было важно точно зафиксировать момент ухода мужа из жизни.

– Не знаю, ночь, кажется, – пробормотал сбитый с толку Всеволод. – Я умираю! – визгливо напомнил он. – Все нутро горит огнем, голова раскалывается, меня шатает! – немедленно перечислил он симптомы своего недуга, но супруга, явно понимая причину заболевания, осталась равнодушна.

– А… понятно… я-то тут при чем, тем более что от этого не умирают. – Елизавете довольно быстро удалось вернуть себе ясность мысли. Тут я услышала, как она шарит рукой по тумбочке.

«Она хочет посмотреть время на телефоне!» – сразу же догадалась я, лихорадочно соображая как выкрутиться, ведь трубку я не успела вернуть на прежнее место. Выдавать мое присутствие было нельзя, Елизавета обязательно устроит скандал, а ведь я до сих пор не знаю, какую роль она играет во всей этой истории вокруг Остроликого. Не раздумывая ни секунды и, положившись на темноту, которая продолжала царить в спальне, я выпростала руку и подкинула телефон вверх, через секунду он с коротким, но достаточно слышимым звуком упал на пол.

– Странно, – проворчала Елизавета, нащупала над головой шнур бра и с недоумением воззрилась на телефон. – Вроде бы я его не задевала, – пробубнила она себе под нос, однако заострять внимание на инциденте не стала. – Севушка! Ведь только четыре утра, я тебя умоляю, – сквозь длинный зевок укорила она, но все же с кровати поднялась и, недовольно шаркая тапками, направилась к нему в гостиную, проговорив: – Ладно, разведу тебе аспирин…

– А он поможет? – как ребенок уточнил Всеволод.

– Хуже не будет, – заверила Елизавета, – и вообще пить надо меньше! – не сдержала она типичный упрек всех жен в подобной ситуации. – Но имей в виду, все это во славу искусства, не хватало еще простоя на съемках из-за твоего пьянства… – Фу, ну и запах! – скривила она нос, почувствовав перегар в гостиной и, на мою удачу, закрыла дверь в спальню, где надеялась сохранить свежесть ароматов. Все это было мне лишь на руку, не теряя ни секунды, я шмыгнула на балкон и уже совершенно уверенно, словно и не было подо мной роковой шестиэтажной пропасти, перемахнула на свой подоконник, с ловкостью эквилибриста на тонком канате вернувшись в свой номер.

День, или скорее даже сутки, выдались на редкость продуктивными. Я торопливо записала цифры телефонных номеров из списка вызовов Елизаветы, что с таким трудом добыла, любовно погладила подаренную Остроликому бутылку шампанского, которую следовало передать в полицию на экспертизу, и, убедившись, что мой подопечный отошел ко сну под действием лекарственных средств, отправилась в кровать.

Глава 7

Очередной съемочный день определенно выдался тяжелым. Все участники вчерашнего застолья носились с симптомами похмелья, как с писаной торбой. Гримерша Катя с болезненно бледным лицом то и дело выбегала в туалет, зажав рукой рот. Остроликий, часто охая, не вставал с места. Оператор, несмотря на помятый вид, браво поглядывал с высоты своего кресла кругом и даже не пытался скрыть игривого настроя. Однако павший в его объятия накануне ассистент, похоже, сильно смущался, во мне даже стало разрастаться острое чувство жалости к нему, которое, впрочем, быстро угасло, стоило Маше невинно обронить мне:

– Слушай, всякий раз ведет себя как девушка после первого поцелуя, а ведь они уже давно живут вместе, а все пытается сделать вид, что случайно и по пьяни, тьфу, прям, смотреть тошно! – в типичной для себя манере закончила она.

Две администраторши, охая и кривясь от головной боли, все же находили в себе силы работать. Но вот Маша, всякий раз беря хлопушку, громко взывала к несправедливости мира, сетовала на ее тяжесть, на свое разбитое состояние и намекала, что неплохо было бы ей сейчас оказаться в опытных руках какого-нибудь массажиста-любителя, страстно поглядывая при этом на Максима Полоцкого. Тот, в свою очередь, выглядел бодро, но шутил и балагурил мало. Он то и дело оказывался подле меня, видимо, с целью объясниться, но я уже переболела недугом под названием «милый мальчик с обаятельным взором» и, ссылаясь на большой объем работы, пресекала все попытки. И эта причина была не надуманна. Первым делом, связавшись с Василием Авдеевичем, я обрисовала ему вчерашний вечер, и он согласился, что провести экспертизу содержимого бутылки надо, для чего я отправила к нему охранника с остатками шампанского. Затем, проверив показания с камер в студии и не найдя ничего подозрительного, я занялась фотографией неизвестного посетителя «Ивушки», после появления которого официант и принес шампанское.