Книга Компас черного капитана - Юрий Погуляй

— Он вернется. Обязательно вернется, — потерянно пробормотал старик.

Я застыл, опасаясь коснуться ложкой края миски и привлечь к себе внимание.

— Ты не отправишь меня к ним.

— Она нам подходит, — вдруг промолвил мастер Зоран и посмотрел на меня. — Мальчик тоже подходит. Как тебя зовут, мальчик?

— Вы мне не подходите! — крикнула ему в лицо Шэлли и удалилась в свою комнату, напоследок оглушительно хлопнув дверью.

— Эд ан Бауди… — просипел я.

— Что у тебя с лицом, Эд? Где ты шлялся всю ночь? — набросился на меня горюющий старик.

— Простите, — твердо прервал его собиратель. — Я хотел бы закончить. Эд ан Бауди, я бы поговорил с тобой. Насчет…

Под проникающим взглядом мастера Зорана я съежился еще больше. Он чувствовал меня. Он видел меня. Он знал мои мысли!

— Насчет твоих… ммм… твоего видения.

Его рука нырнула под одежды, откуда на свет явился жетон.

— Моя гильдия держится особняком от остальных, но мальчик с твоими талантами нам пригодится. Вот, возьми. Приходи в любой день. Стражники укажут тебе дорогу к землям Собирателей. Мы обитаем в районе знати.

Я послушно взял протянутый мне жетон, краем глаза отметив, что это пропуск.

— Просто поговорим, — вкрадчиво отметил сборщик. — Добрый Раск ан Гетер, я, пожалуй, пойду.

— Она точно подходит? — со слабой надеждой спросил старик.

— Да, всецело. Скверна не касалась ее. Надеюсь, вам удастся убедить ее в правильности пути верных сыновей и дочерей Светлого Бога.

Он опять защелкал челюстью.

…Потом, когда мастер Зоран ушел, Раск сорвал на мне весь свой гнев, накопленный в размолвке с внучкой. Я же клятвенно обещал, что никогда впредь не подведу его. Что смогу выйти на работу хоть завтра с утра.

Он не слушал. Ему нужно было выговориться, и Раск облегчал свою душу, проклиная меня и мои таланты. Он знал много ругательств, очень много, но я терпеливо качал головой, напустив на себя самый сокрушенный вид, на который был способен. И наконец его буря утихла. Он поник, сидя на своем месте, опустил голову.

— Ты знаешь что-нибудь о Головаче? — вдруг сказал старик. — О чудовище, сокрушающем порок в нашем городе?

Я промолчал, хотя немало удивился такому определению. Мне вспомнились замерзшие глаза той женщины в переулке.

— Он опять убил. Утром нашли тело девушки из Торгового района. И это была не шлюха Услады, и не отбросы Трущоб. Он убил простую девчушку… Это чудовище вырвалось на волю. Я не хочу, чтобы с Шэлли что-то случилось. И если для того, чтобы она уцелела, мне нужно сдать ее в казематы сборщиков черноуса… То пусть она будет там, пока этот монстр терзает Снежную Шапку.

— Вы… вы бы объяснили это ей… — решился я. После побоев Эльма во мне стало больше смелости. И глупости. — Может, тогда она поймет? Поговорите с ней!

— Иди отдыхай, Эд, — сварливо сказал он и поднялся из-за стола, резко сменив тему. — Завтра мне нужны будут руки. Я собираюсь открыть еще одну теплицу. Дела у твоего приятеля идут очень хорошо. Мы можем больше себе позволить. Но для этого, как водится, нужно больше работать. Надеюсь, твои синяки тебе не помешают.

Ребра болели, голова все еще кружилась, но я уверенно закивал. Я не мог себе позволить оставаться в кровати лишний день. До конца зимы необходимо собрать проклятые шестьдесят монет и сбросить с себя долг перед Эльмом.

И если повезет, забыть про злого калеку.

Однако, как только старик удалился в свою комнату, я постучался к Шэлли. Девушка неохотно открыла дверь, и я увидел, что ее глаза покраснели от слез.

— Это ты… — с тенью обреченности сказала она. — А я думала…

Она надеялась, что это пришел ее дедушка. Что он пришел извиниться, сказать, что передумал. Я чувствовал тягучую надежду в душе белокурой красавицы.

— Как ты? — спросил я. Очень хотелось помочь девушке, снять ее боль, но как это сделать — загадка века. Из комнаты Шэлли пахнуло цветами. Они были тут повсюду — и Солнечные Глазки, и Алые Шипы, и Ледовые Голубки… Даже мороз за окном старательно нарисовал на стекле пышный цветочный узор.

— Ты знаешь, что такое сборщик черноуса?!

Я вздрогнул, вспоминая рассказ Фарри, и кивнул.

— Всю жизнь в недрах ледохода или закрытых кельях. Всю жизнь есть и пить зачарованную дрянь, которой их пичкают, чтобы устранить тягу к греху. Я не хочу быть святошей до конца своих дней. Может быть, я хочу встретить кого-нибудь и родить ему детей? Почему я должна ломать свою жизнь? Потому что так захотел этот старый кретин? Потому что ему мало дохода с теплицы?

— Что случилось с твоим отцом?

Шэлли осеклась, ее пухлые губки задрожали. Она отвела взгляд в сторону:

— Он ушел. В один прекрасный день он сел в ледоход и уехал. Бросил меня из-за дедушки. Они вечно спорили, часто в голос. Деда до сих пор думает, что папа вернется. Но он не придет. Никогда. Эта ферма… Она так много значит для дедушки — и совсем ничего не стоила в глазах папы. Его всегда манили города Содружества к югу. Он хотел переехать туда… Почему он не взял меня с собой, а? Скажи, Эд?

Ответа ее слова не требовали, и она продолжила, мрачно:

— Это все проповедник из храма виноват. Это из-за него деда хочет отдать меня Собирателям… До того как он вбил себе в голову эту идею — нам жилось так славно, так хорошо. Мы почти не вспоминали папу. И мне казалось, что я живу лучше многих в Снежной Шапке.

Я представил вместо головы той женщины прелестную головку Шэлли, и меня замутило. Мои речи, которыми хотелось примирить девушку и старика, застряли в горле. Запахи цветов вдруг стали отчетливее, ярче. Пришлось громко выдохнуть и вдохнуть.

— Что с тобой? — встревожилась Шэлли.

— Поговори с ним, — выдавил я из себя. — Я думаю, он хочет этого не из-за проповедей.

Что-то внутри меня запрещало упоминать Звездного Головача и страх Раска перед ним. Это «что-то» сдавливало грудь и заставляло язык присохнуть к нёбу.

— Вам нужно просто поговорить, я уверен, — прошелестел я. Запахи стали невыносимыми, к горлу подкатил комок. — Мне нужно… Я должен…

Я вывалился из ее комнаты. Шатаясь, торопливо прошел до сеней, и свежесть, царящая там, быстро привела меня в чувство.

Шэлли за мной не пошла. Она обиделась на мои слова и просто закрыла дверь. Я, придя в себя, понуро отправился в свою комнату. Через несколько минут после того как кровать приняла мое измученное тело, девушка вышла в столовую, затем в сени, и вой вьюги оповестил притихший дом, что девушка отправилась в теплицу.

Я надеялся, что она действительно пошла туда.

Вечером вернулся Фарри — шторм воодушевления и тревоги. Когда он увидел меня и то, что сделал со мною Эльм, радости в нем стало поменьше.