Книга Тайна царского фаворита - Елена Хорватова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вереницей, один за другим мы спустились в подвал. Постучав по бочке, под которой, как мне казалось, должен скрываться клад (на плане в этом самом месте на круге стоял крест), я обнаружила, что она пуста.
Боже, неужели мои смутные надежды начинают сбываться? Вдвоем с Валентином мы сдвинули бочку с места. Боясь произнести хотя бы одно слово, я знаками попросила Салтыкова копать.
Аня, стоя сбоку, держала свечу, но от волнения у нее так дрожали руки, что наши тени метались по стенам как живые. К тому же мне постоянно казалось, что прямо в затылок кто-то дышит, и леденящие дуновения достигали моей кожи… Наверное, это нервы или просто сквозняк. Мне легче было думать именно так, ведь оглядываться назад все равно нельзя.
Валентин успел копнуть всего-то десяток раз, как лопата ударилась обо что-то твердое. Оказалось, это крышка старого дубового сундука, окованного полосами меди. Да, это не тот жалкий, грубо сколоченный ларчик с медяками, находка которого чуть не обошлась мне слишком дорого. Это нечто весомое, во всех смыслах…
Тут уж и у меня задрожали пальцы, а Аня сдержанно застонала, чуть было не выронив свечу. Валентин, торопясь, откопал верх сундука, так, чтобы можно было открыть крышку, и сбил лопатой петли замка.
Внутри был огромный, чуть ли не вровень с сундуком, старинный ларец, обитый попорченным от времени и сырости сафьяном с потускневшим золотым тиснением.
Валентин, морщась от боли в разбитых ребрах, вытащил ларец наружу и уже прилаживался взломать извлеченным из кармана перочинным ножом замочек в сафьяновой крышке, но я молча остановила его руку и забормотала слова молитвы-заклинания «Господь Бог впереди… », которой научила меня Меланья. Никто из моих компаньонов по кладоискательству мне не мешал – они как завороженные смотрели на ларец и, может статься, даже плохо понимали, что я бормочу.
Так, теперь следовало еще сорок раз прочесть «Отче наш», а это испытание было не из легких… Во-первых, трудно произносить канонический текст, стараясь не сбиться, и одновременно в уме отсчитывая, сколько именно раз молитва была прочитана и сколько еще осталось; а во-вторых, дорогие спутники, очнувшись, все же усомнились в моем душевном здоровье (судя по выражению их лиц), и я боялась, что кто-то из них вот-вот заговорит, чтобы привести меня в разум и заставить остановиться.
Но, невзирая ни на что, я все же упорно снова и снова твердила слова Господней молитвы.
В какой-то миг мне почудилось, что меня кто-то зовет тоненьким плачущим голосочком, чуть ли не детским, и я даже чуть было не оглянулась, но вовремя вспомнила наказ старой знахарки – не оглядываться ни в коем разе. Кто бы ни звал – муж ли, мать-покойница, чье-то дитя, любимая бабушка, что давно уже спит вечным сном на Донском кладбище, – ни за что не оборачиваться и не смотреть назад, чтобы не придавать врагу силу.
Впрочем, о том, что лично со мной может случиться, если я все-таки не выдержу и оглянусь, Меланья меня не предупредила. Но надо думать, нечто плохое, раз уж враг обретет от этого новую силу…
Похоже, подобные терзания испытывала и Аня, потому что я боковым зрением заметила, как она напряглась, не давая самой себе повернуть голову.
– И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Аминь, – я завершила сороковую молитву, исполнив тем самым свое многотрудное обещание.
И Анна, и Салтыков продолжали стоять, совершенно онемевшие и неподвижные, не понимая, что пришел конец их мучениям. Я поднесла палец к губам, на всякий случай так и не разрешая никому говорить, и жестами предложила вынести ларец из погреба. Ларец оказался невероятно тяжелым. Или это нечистые силы решились на последнюю попытку не отдать сокровище его законной хозяйке?
Заметив, как налились кровью вены на лбу у Салтыкова, поднявшего ларец, мы с Аней дружно вцепились в тяжкую ношу с другой стороны и помогли вытащить ее из погреба. Тяжесть была неимоверная, но только когда наша троица поднялась по лестнице и вышла со своим грузом в верхний холл, я рискнула нарушить обет молчания.
– Ну что, господа, поищем ключик или все же позволим себе воспользоваться помощью ножа и попортим семейную реликвию? – поинтересовалась я, смахивая с лица пот и невесть откуда взявшуюся паутину.
– Слава тебе, Господи! – Валентин театрально воздел руки к небу. – Я боялся, что мы больше не услышим от тебя ни одного мирского слова, ты так и будешь вечно шептать: «… иже еси на небесех… »
Ей-богу, упреки сейчас были настолько неуместны, что я просто не сдержалась, прикрикнув на Салтыкова, как на неразумного ребенка:
– Замолчи немедленно, так было нужно!
Но тот не унимался.
– Леночка! Ты что, всерьез думаешь, что нам удалось откопать дедовский сундучок благодаря твоему представлению со свечками, спрын-траве и всем этим религиозным обрядам?
– Валентин, я прошу тебя, не спугни удачу, – прошептала Аня.
– Вот-вот, – добавила я. – Не могу сказать с уверенностью, что мы нашли клад именно потому, что я соблюдала ритуал, подсказанный мне Меланьей. Может быть, это всего лишь совпадение. Но, с другой стороны, клад открылся нам только после свершения соответствующего, как ты выразился, религиозного обряда. И если ты скажешь, что это не так, тебе придется отрицать очевидное. Позволь уж мне все-таки проделать то, что было велено, до конца. Полагаю, большой беды от этого не будет.
Валентин передернул плечами. Мог бы и ограничиться этим красноречивым жестом, так нет, он еще и безжалостно добавил:
– Почему все женщины такие суеверные? Ладно бы еще какая-нибудь малахольная дамочка, увлекающаяся спиритизмом и паломническими поездками по древним монастырям (сейчас многие ухитряются совмещать подобные увлечения)… Но чтобы такие ипостаси, как просвещенная феминистка и архаичная кликуша, сочетались в одном лице – это выше моего понимания.
Да, мужчины – ужасные скептики, а армейская служба, как я заметила, воспитывает в них какую-то особую твердолобость, просто-таки непрошибаемую. Почему нельзя просто проявить снисходительность к чужим слабостям, вполне безобидным? Это ведь несложно. Или господа офицеры дают специальную присягу, обязывающую их навязывать всем окружающим свое мнение?
Я решила проигнорировать инсинуации штабс-капитана и элегантно ушла от навязанной мне дискуссии, напомнив:
– Господа, давайте же наконец откроем этот ларец! Если я немедленно не увижу своими глазами то, что нам удалось обрести, скорее всего просто умру от любопытства! – И, не сдержавшись, добавила, адресуя свои слова штабс-капитану: – А на моей могилке вы сможете написать: «Здесь покоится феминистка, оставшаяся архаичной кликушей в своей душе… Мир ее праху».
Валентин снова, на этот раз без всяких саркастических комментариев, вытащил из кармана складной нож и поддел им замочек ларца. Крышка с хрустом откинулась…
Крышка откинулась, и вся компания с напряжением уставилась внутрь, ожидая, что ларец, как в пиратских романах, будет доверху наполнен сваленными в кучу сокровищами – россыпью драгоценных камней и старинных монет, переплетенными в громадные связки нитками жемчуга, золотыми цепями и монистами, разнообразными украшениями, усеянными и унизанными изумрудами и алмазами.