Книга Десерт по имени Аля - Диана Рымарь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Аль, я в душ!
Решаю покинуть мою голубку до того, как желание овладеть ею станет нестерпимым. Долго стою под горячими струями, смывая с кожи последствия страстных контактов. Потом растираю кожу полотенцем, накидываю халат и выхожу.
Вдруг обнаруживаю, что постель пустая. Али в ней больше нет.
— Родная? — зову ее громко.
В ответ тишина. Я прохожу по всему номеру. Но ни в гостиной, ни в коридоре ее нет. В полном шоке заглядываю даже в шкаф. Возвращаюсь в прихожую и вижу, что на вешалке с верхней одеждой Алиной куртки нет, зато на тумбе лежит написанная на салфетке записка:
«Извини меня, это было ошибкой. Прощай!»
Достаю телефон, набираю ее номер. Идет гудок и сброс. Снова звоню — и снова сброс. Она не возьмет трубку, она всё сказала в записке.
Осознание прибивает меня к месту бетонной плитой.
Нужен я ей… Ага, как же! Как рыбе зонтик, как собаке пятая нога, как козе баян, как зайцу кружево… Я-то думал, что она что-то там переосмыслила, осознала, раз ко мне пришла. Похоже, я все ее чувства ко мне сам себе и придумал. Не любит … И уже не полюбит. Я в ее жизни лишняя фигура.
Возвращаюсь в спальню, падаю в кровать. Она всё еще пахнет ею. Вдыхаю аромат полной грудью и понимаю — последний раз мне такое счастье перепало. От осознания этого мне хочется сдохнуть.
Несколькими минутами раньше:
Аля
— Полный аут! — бурчу себе под нос, пытаясь натянуть то, что осталось от комбинезона, который, между прочим, еще возвращать. — Вот же гризли неуклюжий!
Кое-как сцепляю разорванные края лифа булавкой. Трусики и колготки никакому восстановлению не подлежат. Запихиваю их в сумку, хватаю куртку — и прочь из логова разврата.
«Вот же ж дурища! Вот же ж кретинка!» — ругаю себя.
С другой стороны, что с Михаила взять, он всегда таким был. Да, стал ласковее, но и только. Все-таки я ожидала от него другого, совсем другого.
Пока бегу к лифту, меня провожает неодобрительным взглядом какая-то парочка. В холле на меня пялится администратор. Выскакиваю на улицу и только тут перевожу дыхание. К счастью, возле гостиницы дежурит такси. Прыгаю на заднее сиденье, даже не спросив, свободно ли.
— Куда едем, красавица? — слышу легкий кавказский акцент.
В салоне включается свет, и водитель поворачивается ко мне.
— Ой… Тебя обидел кто?
— С чего вы взяли? — хмурюсь.
Водитель тоже хмурится.
— Ты себя в зеркало видела, красавица? Кстати, здесь недалеко отделение полиции, хочешь, бесплатно отвезу. Но в свидетели не пойду, так и знай!
— Не нужно в полицию! Отвезите меня домой!
Называю адрес.
Водитель морщится, но машину заводит и поворачивает в нужном направлении.
— Дуры-бабы… — слышу, как он бурчит это себе поднос.
«Господи, неужели так паршиво выгляжу?»
Достаю пудреницу, вглядываюсь в свое отражение и невольно охаю. Блеск для губ размазан по лицу ровным слоем, тени растерты, волосы до такой степени растрепаны, что тюк соломы по сравнению с ними — верх аккуратности. Шея в засосах и, кажется, Михаил умудрился оставить синяк на щеке… или это тоже засос. Короче, звезда пленительного счастья. Неудивительно, что меня захотели отвезти в полицию.
Чуть позже замечаю, как ноет тело. Словно хочет разломиться на составляющие: руки отдельно, ноги тоже. Губы саднит, живот ноет после резких вторжений несдержанного великана. Чувствую себя так, будто во мне побывала целая рота солдат, а ведь он был один-единственный. Между ног до сих пор всё пульсирует, хотя должна признать, боль какая-то сладкая, томная. В последний раз я так себя чувствовала во время нашего с Михаилом медового месяца.
Эх, сколько же надежд я на него тогда возлагала! Не счесть их, надежд этих. Вот и сейчас также.
«Какие к чертям перспективы, Аля?!» — кричит на меня Михаил в моей же собственной голове.
Невольно всхлипываю. Действительно, какие у меня могут быть еще перспективы, кроме как служить ему и нашим будущим детям. И без того достаточно погуляла. Пора в стойло.
Отчего-то сразу вспоминаются сказанные когда-то в гневе слова приемного отца:
— Женщина рождена подчиняться! Не будешь слушаться, я тебя сломаю!
И ведь ломал! Еще как ломал меня и остальных сестер. Эх, как они там, родные мои…
Первый год моей жизни с Михаилом мы довольно часто созванивались с теми, кто еще остался в «Отличной». Они думали, что мне повезло, у меня всё хорошо, я — любимица фортуны. Муж — красавец, совсем не старый и даже не грубый, словом, мужчина хоть куда. Сестры поздравляли меня с праздниками, желали счастья, спрашивали, как мой супруг. Ну не могла я им правду сказать, не могла жаловаться. Ведь я для них была воплощением надежды на то, что у них могут быть удачные браки и мужья будут их любить. А Михаил всё продолжал закручивать гайки, делать мою и без того сложную жизнь невыносимой.
В какой-то период общения с сестрами настал момент, когда в моих рассказах о семейной жизни не осталось ни слова правды. Я не хотела врать, но ровно так же не хотела, чтобы меня жалели. Потом попросту стало стыдно признаваться, какая я лгунья, и я свела наше общение на нет.
Без них мне было очень одиноко. Я безумно скучала, до сих пор скучаю. Мы с ними со всеми были родными, хоть и не по крови. Мы друг за дружку горой стояли, прикрывали перед приемными родителями, помогали. Жаль, в браке такая поддержка невозможна.
Когда такси подвозит меня к дому, я уже еле сдерживаю слезы. Молча кидаю деньги на сиденье и выбегаю на улицу. Родной подъезд встречает тишиной и темнотой. Наверное, лампочка снова перегорела. Иду к лифту, нажимаю на кнопку, но ничего не происходит.
— Чтоб ты весь проржавел, сволота! — пищу я, стуча по дверцам кабинки.
Кажется, снова сломался. Делать нечего, поднимаюсь на седьмой этаж пешком.
Пока бреду до квартиры, слезы вовсю катятся по щекам. В этот славный момент понимаю, что забыла ключи от дома на работе. Нажимаю на звонок в слепой надежде, что Иришка дома, и, о чудо, в прихожей раздаются шаги.
— Совсем сбрендила?! Сейчас вообще-то три часа ночи! — бухтит она и тут же замолкает, когда я вхожу в прихожую. Тут же начинает верещать: — Что с тобой случилось?!
— Михаил со мной случился! — всхлипываю и прохожу на кухню.
