Книга Холмы Смерти - Роберт Говард

Противники обливались потом от нечеловеческого напряжения. Их лица превратились в маски, мускулы взбугрились узлами на руках и ногах, на висках набухли жилы. Кольцо зрителей выдавало себя лишь дыханием, в волнении вырывавшимся сквозь зубы.

Какое-то время казалось, что ни тому ни другому не удастся нарушить установившегося равновесия, но постепенно Соломон Кейн начал теснить капитана Хардрейкера. И вот пират начал прогибаться назад, заваливаясь навзничь. Его тонкие губы задергались в нелепой гримасе, только это была не улыбка, а оскал, вызванный судорогами напряженных до пределов возможного мышц. Глаза Скопы полезли из орбит, а побелевшее смуглое лицо приобрело жутковатое сходство с Веселым Роджером…

Невероятная сила Кейна превосходила любое сопротивление, которое могло быть ему оказано. Капитан Хардрейкер медленно заваливался на спину, словно дерево, чьи корни, подмытые водой, мало-помалу вырываются из земли, теряя опору. Он судорожно дышал в груди его клокотало, флибустьер прикладывал отчаянные усилия, пытаясь хотя бы отвоевать утраченное. Но тщетно! Дюйм за дюймом он уступал Кейну, пока наконец (Холлинстер, до боли сжимавший пистолеты, мог поклясться, что миновали часы) его спина не оказалась плотно прижатой к липкой от пролитого вина и пива дубовой столешнице. Неумолимый Кейн нависал над ним, подобно Немезиде.

Правая рука Джонаса Хардрейкера по-прежнему сжимала кинжал, левая намертво вцепилась в правое запястье Кейна. Но вот Соломон, не ослабляя хватки на руке Скопы, державшей кинжал, начал опускать правую руку. От этого усилия он лишь чаще задышал. Так же медленно, как только что он клонил пирата на стол, Кейн начал опускать к его груди свой клинок. На подгибающейся левой руке пирата, точно натянутые канаты, подергивались перенапряженные мышцы, но самое большее, чего он смог добиться, это на пару секунд замедлить движение руки пуританина. Обернуть же вспять ход этого неумолимого поршня было невозможно! Скопа попытался правой рукой достать Кейна своим кривым кинжалом, но левая рука пуританина, несмотря на заливавшую ее кровь, удерживала негодяя надежнее стального капкана.

Вот уже острие зависло в каком-то дюйме от конвульсивно вздымающейся груди пирата, и блеск стальных глаз Кейна ничем не уступал зловещему блеску его оружия. Еще немного — и нож пронзит сердце злодея, отправив прямиком в преисподнюю. Последним отчаянным усилием Скопа остановил кинжал… Кто мог сказать, что сейчас видели его побелевшие безумные глаза? Они еще были устремлены на смертоносное острие, в котором для капитана Хардрейкера сосредоточился в этот миг весь мир, но уже смотрели в вечность. Остекленевший взор пирата был обращен внутрь себя. Говорят, перед умирающим проходит вся его жизнь.

Что открылось Джонасу Хардрейкеру в эти предсмертные мгновения? Горящие корабли, над которыми жадно смыкаются ненасытные морские пучины?.. Дымное зарево над прибрежными селениями, крики людей, в ужасе мечущихся по улицам, и черные вестники смерти в алых бликах огня, со смехом и богохульствами на устах услаждающие безжалостные лезвия человеческой кровью?.. Может быть, вздыбленный, исхлестанный ветрами океан в синем зареве молний, посылаемых разгневанными небесами?.. И пламя, пламя, пламя… жирный черный дым, стелющийся над руинами… человеческие фигурки, нелепо дергающиеся на нок-рее… и другие, пытающиеся дышать водой, протаскиваемые под килем?.. Или же белое девичье лицо, чьи истерзанные губы пытались произнести слова молитвы?..

На губах Хардрейкера выступила кровавая пена, и он испустил ужасающий вопль. Кейн выиграл еще полдюйма, и его кинжал вошел в грудь пирата. Мэри Гарвин, стоявшая за спиной Джека Холлинстера, отвернулась и, зажмурив глаза, заткнула уши пальцами, чтобы ничего не видеть и не слышать.

Еще живой, капитан Хардрейкер отбросил бесполезное оружие и вцепился в кисть пуританина обеими руками, пытаясь остановить убивающий его клинок. Однако Соломон словно бы и не заметил этого. Корчившийся и извивающийся пират никак не желал сдаваться и принять неизбежный конец. Он до последнего момента продолжал на что-то надеяться, и клинок Соломона Кейна, преодолевая одну за другой доли дюйма, погружался в человеческую плоть, пока не достиг сердца.

Все, кто присутствовал при этом событии, обливались потом и шептали молитвы, и только ледяные глаза пуританина не изменили своего выражения. Он в этот момент видел лишь залитую кровью корабельную палубу, на которой хрупкая юная девушка, еще почти ребенок, тщетно молила о милосердии…

Стоны и крики капитана Хардрейкера совершенно перестали напоминать человеческие, перейдя в назойливый, сводящий с ума визг. Это не был крик труса, отказывающегося примириться с неизбежным. Нет, это был вой живого существа, угасающего в страшной агонии. И только когда крестовина кинжала соприкоснулась с мускулистой грудью пирата, вой неожиданно перешел в булькающий хрип и умолк навсегда.

Кровь хлынула с посеревших губ Скопы, и запястье, которое сжимал Кейн, разом обмякло. И только после этого разжались пальцы капитана Хардрейкера. Смерть навечно успокоила пирата, та самая смерть, которой он так ревностно служил.

* * *

Тишина окутала все происходящее погребальным саваном. Кейн выдернул кинжал из мертвого тела. Из раны толчком выплеснулась кровь и змейкой поползла по загорелой коже, стекая на стол. Пуританин брезгливо взмахнул кинжалом, стряхивая с него алые капли. Полированное лезвие отразило свет фонаря, и Джеку Холлинстеру на мгновение показалось, что его охватило синее пламя. То самое синее пламя, которое можно погасить кровью.

Кейн уже накинул камзол и потянулся к рапире, когда молодой человек стряхнул с глаз наваждение — как раз вовремя, чтобы заметить, как негодяй Сэм норовит извлечь из-за спины припрятанный пистолет.

Реакция юноши была мгновенной. Оглушительно грянул выстрел. Мошенник вскрикнул в агонии, его пальцы инстинктивно сжались, спуская курок. И надо же было статься, чтобы Сэм стоял точно под фонарем, подвешенным к балке! Выстрел негодяя никому не причинил вреда, но корчившийся в предсмертных судорогах человек угодил тяжелым стволом в единственный источник света, разбив стеклянный фонарь вдребезги. Погреб погрузился в полную тьму.

Поднялся невероятный гвалт, и посыпались проклятия, каких Холлинстеру не доводилось слышать и в армии. Юноше показалось, что сам ад сорвался с цепи: переворачивались бочонки и скамейки, бились посуда и бутылки, падали налетающие друг на друга люди. Пираты лихорадочно нашаривали брошенное на пол оружие, и вот уже зазвенела сталь и раздались пистолетные выстрелы. Вспышки пламени выхватывали из тьмы озверевшие рожи. Пираты, не думая о том, что могут угодить в дружков, палили наугад, одержимые единственным желанием убить страшного Кейна. Пули и во тьме находили цель: раздался жуткий вопль, однако голос явно не принадлежал пуританину.

Джек крепко ухватив Мэри за руку, буквально потащил девушку за собой по ступеням. Он соскальзывал и спотыкался на липких ступенях, но все-таки сумел добраться до самого верха и распахнуть тяжелую дверь. Мрак рассеялся, и Холлинстер, невольно бросивший взгляд назад, в неверном свете фонаря разглядел человека у себя за спиной и толпу смутных фигур, карабкавшихся следом.