Книга Зеркальный лабиринт - Софья Ролдугина

– Что-то еще заменяла?

Парень пожал плечами.

– Как это обычно бывает, – пробормотал он. – Хотела покрасоваться перед подругами настоящей грудью. Эмоции, конечно, хорошие, но обслуживание дорого выходит, поэтому быстро перепродала.

– Побочных эффектов не было?

– Чесалась, говорит. Пришлось кожу менять вокруг… ну, вы понимаете…

Глеб возился со вторым глазом, который зацепился за детакционные проводки в глазнице и никак не хотел выниматься.

– Давай, с-сука, с тобой еще не хватало… – цедил Глеб, мусоля сигаретку губами.

– Комплект стационарных глаз-камер с автофокусом будет стоить семьсот аэро, – сказал я. – Замена, подключение и настройка – еще триста. Плюс двести пятьдесят за чистку информации о покупке и DLP надстройку, чтобы информация о перепрошивке не просочилась в контролирующие органы. Ставим по ФЗ 114.11, комар носа не подточит. Идет?

Окуляры паренька в задумчивости крутились туда-сюда. Он почесал затылок, потом протянул ладонь, портом вверх:

– Подключайтесь.

Через сорок минут мы вышли в морозную темноту октябрьской ночи. Глеб снова закурил – четвертый картридж за последний час.

– Нет, ну что ей еще надо? – процедил он, выпуская вместе с дымом облачко пара. – Все же было, а? Машину? На тебе машину. Квартиру? Трёшка же есть, почти в центре. Детей? Сама не хотела. Кто вообще сейчас детей хочет? Я ей говорю: «Маришка, ну что не устраивает-то?», а она объяснить толком не может. Докатились.

Я же смотрел на контейнер, внутри которого плавали глаза – два белых влажных овала с голубыми радужками. Когда Глеб вытащил таки второй глаз, девушка неожиданно включилась – что-то там внутри нее закоротило – села на диване и медленно ощупала лицо детекторами на кончиках пальцев. Из ноздрей и ушей ее тянулись к потолку струйки дыма. Девушка сказала: «Как настоящие!», а после отключилась снова.

– В последнее время это происходит всё чаще, – сказал я.

– Что? Расставания?

– Сбои. Вспомни, пару лет назад мы сидели в офисе неделями, а сейчас в ночь пять-шесть выездов.

– Это же логично. У молодняка руки из задницы растут, ничего не умеют толком устанавливать. Нормальный, живой орган – это тебе не железка с портами. Тут тонкий момент.

Мы шли по улице в сторону автомобиля.

– У нее все правильно было установлено, – ответил я. – А на прошлой неделе случай, помнишь? Парень хотел себе печень. По инструкции, как надо, а потом чуть не умер от токсикации.

– Потому что дурак. Настоящая печень не для функционала. Сложный орган, многофункциональный. Этому в школе учат. У молодняка нет ни одного живого органа, они уже давно функционируют не как биологические организмы. А все эти глаза, почки, печень, которые покупают на черном рынке и потом натягивают на себя – это развлечение, побрякушки. Сто лет назад людям было в кайф вставлять в глаза микрочипы, а под кожу вшивать порты для обмена информацией. Двести лет назад все ходили с ног до головы в татуировках, цепях и кольцах. У каждого поколения своя мода. Может быть, молодняку кажется, что так они становятся более человечными?

Я пожал плечами.

– Моя, вон, недавно поставила себе сердце, – продолжил Глеб, – Я ей говорил, дурочке, что сердце не сможет функционировать, даже как запасное, потому что крови-то у нее в организме уже как таковой нет. А она поставила. Несколько дней ходила, развлекалась, показывала. Вот, говорит, настоящее сердце, а не то, что у меня внутри. А где сердце – там душа! Книг начиталась, значит, романтических…

Новое сообщение упало нам одновременно. Перед глазом выскочила карта с расчетом маршрута. По пустынной ночной улице на автомобиле – десять минут езды.

– Ночь будет беспокойной! – пробормотал Глеб и зарядил в сигарету свежий картридж. Кажется, с апельсиновым ароматом.

На этот раз мы спустились в подвал жилого дома и в мутном ламповом свете, среди переплетений труб наткнулись на группку молодняка. Все перепуганные и притихшие.

Я сразу заметил неподвижное тело, лежащее под трубами в темноте. Активировал подсветку.

– Твоя очередь, – ухмыльнулся Глеб.

Как к обнаженным девушкам – он первый, а как в подвалах кого-то искать – это ко мне…

– Что случилось?

Пока молодежь тихо и сбивчиво рассказывала, я подошел к телу.

У лежащего парня вместо лица расплылась желто-зеленая вязкая каша с торчащими проводками, свисающими бегунками. Куски искусственной кожи кое-где обгорели, а еще свисали лоскутами возле ушей, с подбородка и висков. Глаза-окуляры пытались сфокусироваться на мне. Челюсть шевелилась, но из горла вырывались только сдавленные хрипы.

Выходило, что группа молодняка спустилась в подвал, развлечься, посмотреть скачанные фильмы, поиграть в «запрещенку», а потом один из парней козырнул покупкой – свежим человеческим лицом. Конечно, никто из них не прочитал инструкцию. Парень попытался заменить лицо самостоятельно – и вот что из этого вышло.

– Вы идиоты! – злился Глеб. – Сначала нужно уходить в безопасный режим, потом снимать кожу от лба к подбородку, и только потом менять. Это же биологический-аппаратный комплекс! Не фаланги на пальцах ломать, бляха муха.

– Он так и сделал, – щебетали подростки. – Он почти надел… потом что-то пошло не так. Закричал, что жжется, что тут воняет дымом, дерьмом, что крысы какие-то бегут и стал срывать, расцарапывать…

– Кажется, дефект, – сказал я, собирая в пакет куски разбросанной вокруг кожи. – Мы не справимся, надо везти в клинику.

– Его заблочат и исключат из реестра, мы же вам не для этого звонили! – защебетали подростки вновь.

– Успокойтесь, говорливые. У нас свои клиники.

Глеб помог мне подхватить парня под мышки, сам взялся за ноги и мы, чертыхаясь и проклиная холодную ночь и молодняк, вынесли тело на улицу. Одинокий прохожий вдалеке, увидев нас, видимо тут же перерасчитал маршрут и свернул в темный переулок.

Мы погрузили подростка на заднее сиденье. Я сел за руль, Глеб – рядом.

– Куда катится мир? – злобно процедил он, потирая виски. – Сдирают себе лица, чтобы покрасоваться перед девчонками, видал?

– Раньше стрелялись на дуэлях, теперь вот так.

Я завел мотор и направил автомобиль к старой нелицензированной клинике, в которой такие же, как мы, старые нелегалы из прошлого мира, возвращали обдолбанных новейшими технологиями людей к их искусственным жизням.

– Мой прадед был хирургом, – не успокаивался Глеб. – Нормальным, настоящим то есть. Он лечил людей. Если человек попадал в его кабинет, значит действительно нуждался в помощи. Никто не заменял сердце просто так. А разве этот молодняк нуждается в чем-то? Будь моя воля, прямо сейчас вышвырнул бы этого паренька из машины. Пусть бы походил без лица, с заблокированной страховкой и отчислением из универа. Научился бы жизни.