Книга Где-то в мире есть солнце. Свидетельство о Холокосте - Майкл Грюнбаум

Однако внешний мир составляет лишь половину этой книги, другая половина — внутренний мир мальчика Миши, все то, что он думал и чувствовал. Если книга вас тронула, то, полагаю, основная причина в том, как сам рассказчик переживает события и как он их излагает. Иными словами, читая эту книгу, вы узнаёте не только о том, что происходило с Мишей, — вы как будто сами становитесь Мишей в ту пору, когда это происходило. Только надо учесть, что сам Миша не описывал эти события в тот момент, когда они происходили, семьдесят лет назад (а если бы описывал, то уж никак не по-английски, а я-то писал по-английски). Значит, за Мишу-рассказчика, за того, кто переживает эти события как будто прямо сейчас, я несу большую ответственность, чем за все остальное в книге. Но и здесь я опирался на определенное представление о том, каким Миша был тогда, хотя под конец мне пришлось создать нового Мишу, который смог, в некотором смысле, заново пройти через все это.

Почему же мы не предоставили Майклу просто рассказать собственную историю, изложить на свой лад те воспоминания, что сохранились в его памяти? Почему издатель не заказал такую книгу, традиционные мемуары — а потом я как профессиональный писатель лишь слегка бы их пригладил? Выбрав для этой книги именно такой способ повествования, я хотел создать эффект непосредственного восприятия. Я хотел, чтобы читатель сам прошел через все эти события вместе с Мишей по мере того, как Миша о них рассказывает. Вот почему рассказ часто ведется в формах настоящего времени. Такое повествование, подумал я, сделает прошлое более очевидным, более мощным и живым, так точнее удастся передать подлинные переживания человека, оказавшегося в описываемых обстоятельствах. Майкл и издатель со мной согласились.

Мне кажется, это особенно ценный опыт для читателя, который только знакомится с историей Холокоста. За семьдесят лет после тех ужасных событий о них написаны тысячи книг, сняты тысячи фильмов, и тысячи выживших вновь и вновь рассказывали обо всем, что запомнили. Это важно, это необходимо для всех. Но, как известно, чем чаще мы повторяем один и тот же рассказ, тем дальше он отходит от первоначального события. Подумайте: было у вас такое, что вы много раз пересказывали какую-то странную историю из жизни, и постепенно ваш рассказ как бы затвердевал, и вы уже помнили не само событие, но свой рассказ о нем? Я не хотел, чтобы книга читалась как история Холокоста, я хотел, чтобы она читалась как рассказ человека, переживающего эти события прямо у нас на глазах. Вот почему Миша-рассказчик даже не знает, что он кому-то что-то рассказывает, читатель каким-то образом «подслушивает» слова, возникающие у мальчика в голове. Да, иногда эти слова могут звучать красиво или поэтично — что поделать, я же писатель.

Есть и другая причина, почему я написал эту книгу именно так. Мы продолжаем писать книги и рассказывать истории, чтобы о Холокосте узнали все те, кто не пережил его сам. Но мы хотим не только объяснить людям, что произошло, но и как этот невообразимый ужас мог произойти — это необходимо для того, чтобы предотвратить повторение подобного в будущем. Это очень важная задача — рассказывать историю так, чтобы читатели осмыслили ее и определенным образом направляли собственную жизнь.

Но я не ставил перед собой такой задачи, хотя знаю (и надеюсь), что учителя могут использовать эту книгу для обсуждения многих важных тем. Я просто хотел вникнуть в жизнь обычного, нормального мальчика в те совершенно ненормальные времена. Миша не мог тогда знать, что впоследствии для определения и описания этих событий появится множество терминов («малолетний узник», «лагеря смерти», да и собственно «Холокост»). Он не знал, что его опыт будет когда-то пересказан для новых поколений. Он просто проживал один немыслимый миг за другим. И моя задача состояла в том, чтобы воссоздать эти моменты и сделать переживания Миши как можно более очевидными, непосредственно воспринимаемыми и в этом смысле — реальными.

Я глубоко убежден, что выбрал правильный подход для этой книги, хотя в нем есть свои недостатки. Некоторые события не удалось включить в книгу, потому что иначе пришлось бы нарушить важное правило: не писать о том, чего Миша в тот момент не мог знать. Сложнее всего было решить, как написать о гибели Мишиного отца. Если вы внимательно читали книгу, то смогли узнать из нее только то, что отца арестовали, поместили в пражскую тюрьму, а потом отправили в Малую крепость Терезина, где он через две недели умер. Читатель так и не узнает, отчего умер отец; ясно только, что указанный нацистами диагноз (уремия — почечная недостаточность) был ложным. Кроме того, во время похорон один из Мишиных дядьев вопреки запрету поднял крышку гроба и пришел в ужас от увиденного. На этом все.

На самом деле со временем Майкл узнал с достаточной определенностью о судьбе своего отца, и это ужасная история. Женщина, жившая в Терезине вместе с его матерью и сестрой, написала письмо, которое попало в руки Майклу спустя много лет. Вот фрагмент этого письма:

Бывший управляющий известного банка, чья жена и дочь живут в моей комнате, был в Малой крепости буквально разорван на куски псами, которых эсэсовцы специально этому обучают.

Разумеется, Майкл всегда помнил о чудовищной жестокости этой расправы и настаивал на том, чтобы включить рассказ о ней в книгу. Однако я понимал, что Миша не знал этого в пору своего пребывания в Терезине. Более того: мать (которая, очевидно, все знала, ведь именно с ее слов соседка сообщает об этом в письме) намеренно скрыла страшную правду от сына, чтобы уберечь его от тяжких переживаний. Мы обсудили, не нужно ли сделать вид, будто мать не сумела умолчать о том, как на самом деле погиб отец, но в итоге пришли к выводу, что таким образом мы не только нарушим важнейшее правило, но и вынуждены будем переписать большую часть книги с учетом этого знания. Ведь если бы Миша тогда услышал правду, это существенно изменило бы его отношение к жизни в Терезине, весь его опыт пребывания там. И мы решили не затрагивать этот вопрос.

Напоследок сделаю одно признание. Поначалу, когда мне предложили эту работу, я не хотел за нее браться. Я прочел немало книг о Холокосте, я смотрел фильмы, бывал в музеях, слушал рассказы выживших. И, видимо, эти истории, повторяющиеся вновь и вновь, начали для меня «затвердевать», подменять собой сами события. То есть я чуть ли не забывал, что все это — рассказы о совершенно реальных событиях, случившихся с совершенно реальными людьми. Мне самому теперь стыдно, но так было. Впрочем, может быть, мне не стоит судить себя слишком строго: в конце концов, как человеку готовить ужин, купать ребенка или ходить в университет, если он все время думает о том, что в действительности происходило в Европе с 1939 по 1945 год?

Работа над этой книгой помогла мне вспомнить. Когда я пытался вообразить, что значило быть Мишей Грюнбаумом в те годы, я словно впервые ощутил, каково это на самом деле. Вместо еще одной истории о Холокосте — просто мальчик, на глазах у которого привычный мир постепенно превращается из детского рая в непостижимый кошмар. Сегодня этот мальчик смеется и гоняет мяч с только что обретенными друзьями — а завтра он видит, как эти друзья исчезают бесследно. Я хотел бы надеяться, что читатели разделят с Мишей этот опыт, как бы это ни было больно. Потому что — да, все это подлинная история, основанная на реальных событиях.