Книга Особенности эльфийской психологии - Татьяна Патрикова

Сел на табуретку — теперь я точно знал, как и что у него тут называется. Спасибо переводчику, которого он мне пожаловал на время. А Андрей возился у плиты, готовил что-то вкусно пахнущее. Он сказал, что это яичница и что у них это самый распространенный завтрак холостяка. Ну, спорить не стану. А попробовать захотелось.

Посмотрел на его спину. Он успел натянуть брюки, но торс закрывать ничем не стал. Так и щеголял передо мной полуобнаженным. Специально? Будь это кто-то другой, давно бы врезал, но с ним, уверен, сумею потерпеть, а потом и вразумить, если потребуется. Не смог удовлетворить свои потребности со вчерашним парнем, решил меня соблазнить? Не дождется! Было бы на что соблазняться. Фигура у него, может, и ничего. Приличная, но не похож он на человека, приученного к нормальным для нашего мира физическим нагрузкам. Сомневаюсь, что его с детства гоняли до седьмого пота на тренировках с мечом или каким-либо иным оружием. Волосы сзади прикрыли шею тонкими прядками. Их отчего-то хотелось убрать. Но, как я понял, его так специально подстригли. Ладно, может, у них такие прически в моде.

У нас, к примеру, по большей части длинные волосы носят. Неважно, мужчины или женщины. Это не только красиво, но и функционально. Я не темный, но есть в моем арсенале пара темных мерцаний, поэтому мне известно несколько особых плетений для боевых кос. А уж сами илитири превратили их чуть ли не в отдельный вид темного искусства. Вон, даже Машка: казалось бы, эти его вечно выбивающиеся из косицы пряди, косая белая челка, почти детское личико. Но эта небрежность в прическе — лишь видимость. Точно знаю, что у него, как и у большинства темных, спрятан в волосах особый кинжал. Да и лента, которая вплетена в волосы, непростая.

Андрей мурлыкал себе под нос какую-то песенку. Смотрел на него и удивлялся. Вот как он может быть таким беззаботным? Не выдержал и спросил:

— Ты что, на самом деле ничего в этой жизни не боишься?

— Ты о чем? — он оглянулся.

— Я мог бы задушить тебя утром, — заметил небрежно.

— Но не задушил ведь, — бросил Андрей и снова отвернулся. Кажется, теперь он чай заваривал. — Да и не стал бы ты этого делать, даже если бы я на самом деле собирался серьезно к тебе поприставать.

— А ты хочешь сказать, что даже в мыслях ничего такого не держал?

— Не-а. Это только ты у нас такой нервный, бросаешься на людей за невинный поцелуй в нос. Да я тебя, можно сказать, по-братски приласкать решил.

— Да что ты? А вчерашнего парня ты тоже по-братски приласкал?

— Слушай. — Он выключил конфорку. Удобно, когда уже разобрался, что к чему, и понимаешь общий смысл его действий. Я увидел, как мгновенно потух огонь. Как, однако, хитро у них все продумано. И никогда не догадаешься, что магии тут нет и в помине. Психолог повернулся ко мне. Посмотрел пристально, с каким-то странным выражением. — Я тебе и остальным уже несколько раз говорил, что никого из вас как потенциальных партнеров по постели не воспринимаю.

— Ага. И что-то там невразумительное вещал про то, что со своими тебе привычнее, — согласился, не веря ни единому его слову. Да не может быть, чтобы ему не хотелось. Он так того парня зажимал. Было понятно, у него давно никого не было. Я не понимал, почему психолог продолжает отрицать очевидное. — Признайся, — обронил, плохо соображая, зачем вообще он мне сдался. Наверное, просто хотел вывести на чистую воду. А то корчит тут из себя недотрогу, тошно смотреть. — Я ведь тебе нравлюсь?

Лицо Андрея в какой-то момент приобрело удивленное выражение, а потом он широко улыбнулся:

— Нет, сладкий. Это я тебе нравлюсь.

— Снова льстишь себе? — позволил легкую небрежность в голосе.

— У меня, по крайней мере, ноги от одного-единственного поцелуя не подкашивались, и дышать мне очень даже было чем.

— Конечно, — внутри родилось знакомое бешенство. Вот он как, оказывается, повернул! Ну, я сейчас ему все скажу, чтобы стыдно было. А то возомнил невесть что! — А ты не думал, что они у меня от отвращения подкашивались? Конечно, в женском мерцании такое легче воспринимается, можешь поверить. Но сейчас как парень тебе говорю, никакого восторга не было и в помине, просто неожиданно, вот и все.

Все те же: Андрей и Ир

Ир поменялся в лице. И мне в какой-то момент показалось, что он сейчас на меня бросится и с легкостью согнет в бараний рог. Но он лишь не по-человечьи рыкнул в мою сторону и сверкнул своими кошачьими глазюками. Да, я пока так и не понял, кто такие мерцающие. Но что-то мне подсказывало, что просто так в обучении им бы не отказали. Мне еще относительно спокойный экземпляр попался. Тогда какого хрена он сам меня все время провоцировал? Сидел бы себе и молчал в тряпочку. Так нет же! Приспичило язык распускать.

Развивать тему расхотелось. Если он от шутки, пусть глупой, а местами в чем-то пошловатой, так взбеленился, оно мне надо — гусей дразнить? Поэтому ничего ему не ответил. Просто молча поставил перед ним тарелку, кружку. Положил на стол вилку. Сел с другой стороны стола. Стал жевать. Мне нужно было чем-то себя занять, а то мысли так и лезли в голову. Было в этом парне нечто андрогинное. Вроде бы сейчас он на девчонку внешне и не походил, но некоторые его реакции наводили на определенные мысли. Наверное, не просто им жилось, этим мерцающим. Но спрашивать его об этом сейчас даже в мыслях не держал. Пусть сначала поест и успокоится. Мне еще жить хочется.

Начал запивать чаем с клубникой яичницу, вкуса которой не почувствовал. Стало как-то легче. И тут Ир, гипнотизирующий собственную тарелку и вяло ковыряющийся в ней вилкой, спросил:

— Ты его к себе еще позовешь?

— Кого? — в первый момент я, правда, не успел сообразить.

— Того парня? — Ир поднял глаза. Как же непривычно, что желтые.

— Конечно, — легко подтвердил, чтобы позлить его. И зачем, спрашивается, нарываюсь? — Кстати, его Никитой зовут.

Мерцающий кивнул. Отложил вилку и взялся обеими руками за чашку. Сделал глоток. Хмыкнул. Поднял глаза.

— Сегодня другой.

— Да, вчера со специями заваривал. Думал Фариду угодить, за то, что он мне так помог.

— Понятно. А сейчас ты мне угождаешь?

— Обойдешься. Просто сам люблю запах клубники, и не только в чае.

— Ясно. — Ир снова опустил глаза.

Я не выдержал:

— Ир, давай ты прекратишь свои нездоровые попытки подмять меня по себя. Тебе это что, извращенное удовольствие доставляет?

— Подмять? — тут же вскинулся он.

— А как это еще называется? Вчера тебе не по душе было, что я с парнем пришел домой, ты его выдворил. Сегодня не понравилось, что не собираюсь забывать о нем, и ты, чует мое сердце, уже выносил коварные планы по моему перевоспитанию. Знаешь ли, я не собачка Павлова, чтобы меня дрессировать, — серьезно ответил ему.

— Ты сам во всем виноват, — тут же запротестовал мерцающий. — Нормальный, здоровый парень, которого я уважаю. Уже сейчас уважаю. А ведешь себя, как… — Он недоговорил, но я и так понял, что его больше всего во всей вчерашней истории возмутило.