Книга Конверт из Шанхая - Владимир Кузьмин

– Подвиньтесь, Даша, не все ему с девочками сражаться. Пусть немного с казаком порубится.

Кореец даже бровью не повел, видимо, в отличие от меня, все же видел приближение нового врага, к которому я стояла спиной, а он – лицом. Мне пришлось немного отвлечься от схватки, чтобы дотянуться до моего кинжала. Тот воткнулся в один из чемоданов, едва не по самую рукоять.

«Как неловко получилось! Испортили чужую вещь», – отчего-то подумала я, но вытянула кинжал и повернулась лицом к поединщикам. Пока возилась с кинжалом, не было слышно ни единого удара, значит, соперники выжидали. Кореец из-за полученной им раны был вынужден спешить более своего нового визави[39]и первым начал атаковать. Мне поначалу показалось, что господин есаул проявляет слишком большую небрежность, отбивая удары с видимой ленцой, я даже сделала попытку предупредить его, что мистер Ю очень непрост. Но какова бы ни была видимость, казачья шашка всякий раз оказывалась на пути оружия преступника, и более легкий клинок корейца отскакивал от нее, как мячик от стенки. А в следующие две секунды бой был закончен. Есаул проделал то, что было немыслимо в этакой тесноте, – раскрутил свое оружие так, что клинок превратился в размытый круг, его соперник вынужден был шагнуть назад, разрывая дистанцию, получил не очень благородный удар шашкой плашмя в раненое плечо, опустил руку, и следующий удар казачьего оружия пришелся ему в лоб. Но не клинком, а рукояткой. Впрочем, этого было вполне достаточно, чтобы он рухнул на пол.

– Ну, даже размяться не дал, – с досадой произнес Семен Андреевич. – А таким прытким казался.

Он подхватил меч и ножны поверженного врага и повернулся ко мне:

– Как вы, Даша?

– Хорошо. Притомилась слегка.

Есаул рассмеялся.

– Выходит, не тому человеку я отдых устроил?

– Тому, тому! Пусть полежит. А я сама тут присяду. Господи! Тут же под полкой человек лежит. Вы уж помогите ему выбраться, а за отдыхающим я присмотрю, можете не беспокоиться.

Есаул еще раз коротко хохотнул и полез под полку, откуда и извлек связанного по рукам и ногам хозяина этого вагона, превращенного нами в дуэльный клуб. Едва ему развязали рот, как он взмолился:

– Ради бога! Там под полкой Пашка лежит. И уж давно не шевелится! Вытащите его, пока не помер.

Есаул вновь полез под полку, в этот раз ему пришлось потратить много больше времени, чтобы извлечь тело, лежащее глубоко, у самой стены. Я не стала возиться с развязыванием веревок у первого пленника, а просто перерезала их кинжалом. Тот смотрел на меня одновременно со страхом, благодарностью и обожанием. Попробовал кинуться на помощь есаулу, но ноги у него затекли столь сильно, что попросту подломились. Пришлось помогать ему подняться, кося глазом на лежащего в беспамятстве корейца.

– Что с ним? – спросил он про своего товарища, которого есаул уже вытягивал из узкого прохода на немного более свободное место.

– Жив он, без чувств, правда. Ох, как туго его связали-то! Даша, режьте веревки, а то как бы поздно не было. Да не коситесь вы на этого самурая, он еще час-другой пролежит тихо.

Истомин был бледен добела, но грудь вздымалась. Его товарищ наконец смог встать на ноги и не упасть сразу.

– Вы позовите сюда людей, Истомину надо помощь оказать, да не здесь – перенести его нужно. Правильнее всего – в горячую ванну усадить. Да шум там не поднимайте! – распорядилась я. – Да, скажите, наконец, как вас звать-то, а то неловко как-то?

Железнодорожник надолго задумался.

– Тьфу, пропасть какая! Едва память не отшибло. Сергеем меня звать!

И похромал к выходу.

– Семен Андреевич, вы нашего корейца обыщите, вдруг у него какие сюрпризы припрятаны! Ой, а отчего вы его самураем назвали?

– Да оттого, что он и есть японский самурай, а совсем даже не кореец. И меч у него самурайский, хоть почти и полностью прямой, чтобы в трость поместился. Хороший меч, ничего дурного про него не скажу. Но куда ему против моей шашки!

– Это точно, будь у меня ваша шашка, я б ему показала! – пошутила я, но есаул отнесся к моим словам серьезно.

– А не слишком она для вас тяжела будет?

– У меня рука крепкая!

– Ну тогда ваша правда, кинжал этот и впрямь слишком легок. Но и им вы отбивались прекрасно.

– Э, да что я? Вот вы с ним разделались – любо-дорого смотреть.

– Так я же сызмальства. Как из люльки вылез, так сначала прутиком махать начал, потом чем потяжелее. А вот где вы учились?

– Так тоже сызмальства. И тоже с палочки начинала.

Есаул закончил осматривать самурая, все у него найденное сложил аккуратной кучкой.

– Эх, поспешили мы веревки резать. Теперь вот ищи, чем его вязать.

– А там справа от вас кусок холстины лежит, под ним должна быть бечевка. Вроде крепкая была.

– Крепкая, – похвалил есаул, когда его попытка порвать бечевку не удалась. – На руки хватит, а ноги пока оставим. Не тащить же нам его на руках, больно честь велика.

Появились проводники, заахали и заохали, но с расспросами покуда лезть не решились. Подняли Павла Истомина, понесли в «человечий вагон», как сказал кто-то из них.

– Вы там ему руки и ноги водкой разотрите, да вовнутрь не меньше стакана! – посоветовал есаул. – А с этим-то как быть? Здесь на привязи оставить?

– Ох, не надо, – охнул Сергей, оставшийся с нами, так как ему ходить все еще было не просто, не говоря о том, чтобы кого перетаскивать. – Скоро станция, мне работать нужно будет. Мешать станет. Да и боюсь я его.

– Как же вы к нему в лапы угодили?

– Да кабы самому знать! Пошел сюда по делу, и на тебе! Лежу под полкой, связанный, да еще с тряпкой во рту. Меня от страха в дрожь кинуло… А как уж я испугался, когда понял, что рядом еще кто-то лежит. Кое-как извернулся на бок лечь, чтобы глянуть. А там Пашка. Весело, думаю, дела обернулись! То ли радоваться, что товарищ жив, то ли за компанию с ним смерти ждать! А тут злодей этот – а каков приветлив-то был! – пошарил по чемоданам и вроде уходить собрался. Думаю, слава тебе господи, скоро станция, там меня спохватятся. Только вот ключ единственный при мне, а этот как-то сюды пролез, значит, и, обратно уходя, запереть нас может. А тут еще Павел притих. И уж вовсе судьба стала неясной. Вдруг идет кто-то! И опять непонятно, радоваться или за человека пужаться. Ну как барышню углядел, понятное дело, за нее перепугался. А уж как вы, сударыня, биться на мечах начали – душа вовсе в пятки провалилась. Жуть. Глаза зажмурил, хоть и без того видно мало что было. Лежу не дышу. Бац, что-то поверху свистнуло и ударило. Открыл глаза, глянь вверх, сабля в чемодан воткнулась! Чуть правее глянул – сапоги мужские. И опять как оружие застучит! Страху натерпелся на сто лет вперед, даже как меня вытаскивать стали, не сразу понял зачем и сызнова испугался. Фу! Ты смотри, выговорился, и полегчало.