Книга Рождество, или Пасынки судьбы - Олег Рой

Но она не угадала. У Комова оказался темно-синий «Бентли» – тоже очень престижно, но не экстравагантно, скорее стильно. Представительного вида водитель, чем-то неуловимо похожий на Штирлица из «Семнадцати мгновений весны», распахнул перед ними двери. Девушка нырнула в ароматное тепло кожаного салона и удобно устроилась, не обращая никакого внимания на Апреля, который сел вместе с ней и художником на заднее сиденье, не забыв поздороваться с седовласым ангелом, сопровождающим водителя. Дама-дьяволица поправила на плечах украденный из магазина палантин и тоже уселась в автомобиль.

– В студию, Альберт! – кивнул художник шоферу, и «Бентли» мягко тронулся с места. В окнах замелькали празднично-яркие огни, новогодние рекламные щиты, елки в витринах и на площадях. В машине негромко играло «Радио-ретро».

«Новый год настает, пожелать хочу вам счастья…» – доносилось из динамиков.

– Иннокентий, а вы где живете? – с любопытством обернулась Настя к своему спутнику.

– Мы же вроде бы перешли на «ты»? – улыбнулся художник.

– Ну да… Я хотела сказать: где ты живешь?

– Там, куда я тебя везу, не жилье, а студия. Так, маленький чуланчик для работы… – притворно скромничал он. – Тут недалеко. В Николопесковском переулке.

– А где это?

– На Арбате.

– Ой, правда? Я только сегодня была на Арбате!.. Рано утром.

– И что же ты там делала?

– Сначала ходила в ресторан, а потом… Так, гуляла.

Ангел попытался поймать ее взгляд и найти в глазах своей протеже воспоминания об их ночной прогулке, но Настя сердито отвернулась от него и теснее придвинулась к Комову. Она была очень обижена на своего хранителя.

Вскоре автомобиль остановился около старинного, но, сразу видно, недавно отремонтированного дома на углу Старого Арбата. Художник сам открыл дверь и подал руку девушке, помогая ей выйти из машины.

– Видишь, вон там, наверху, башенка?

– Да, – задрала голову она.

– Это и есть мои владения. Позволь пригласить тебя туда.

Небольшая процессия, состоящая из трех людей, двух ангелов и одного демона, поднялась на лифте на последний этаж. Художник долго открывал многочисленные запоры.

– «Вот моя деревня, вот мой дом родной!» – провозгласил он наконец, щелкая выключателем. – Альберт, – обратился Комов к водителю, сгружавшему многочисленные пакеты и пакетики с Настиными покупками, – вы можете быть свободны до… До половины десятого.

«Половина десятого, – застучало в голове у Апреля. – И до стирания останется чуть больше двух часов. Нужно срочно что-то делать, но, как назло, у меня ни одной, даже малюсенькой идеи! Эх, был бы тут мой друг Озорник – он, возможно, что-нибудь придумал бы…»

– Половина десятого? – удивилась Настя. – А мы успеем? Вы… Ты же говорил, что мы едем на Рублевку?..

– Нет, я передумал, – покачал головой художник. – Мы с тобой будем встречать Новый год в центре, в одном очень известном месте. В ресторане при отеле. Это тоже маленький сюрприз для тебя. Хочу кое с кем тебя познакомить…

– С кем? – От любопытства она только что не подпрыгивала на месте. – Иннокентий, ну скажи! Ну с кем?

– Как ты относишься к творчеству Дениса Буряка? – поинтересовался он.

Настя аж взвизгнула:

– Я от него тащусь! Это ж самый крутой молодежный певец!

– Тогда мой сюрприз тебе точно понравится, – улыбнулся Комов. – Сегодня вечером я познакомлю тебя с Денисом, он будет там, куда мы с тобой идем.

– Офигеть! Ты просто чудо!!! – взвизгнула она и повисла у него на шее.

Комов на миг прижал ее к себе, а потом деликатно отстранился.

– Проходи, Настя, хватит стоять в прихожей. – Он помог девушке снять шубку и сделал приглашающий жест, предлагая гостье войти и осмотреться.

– Как у тебя круто! – восхитилась Настя.

«Маленький чуланчик для работы» оказался помещением, явно превосходящим сотню квадратных метров. Бóльшая его часть была отведена под студию, меньшая была жилой.

– Здесь у меня гостиная, направо – кухня, а в башенке – спальня, – комментировал Иннокентий, на ходу включая домашний кинотеатр. – Последнее время меня вдруг потянуло на неоклассицизм. Четкость и строгость античных мотивов в соединении с богатством и пышностью, присущими ампиру и рококо… Как тебе нравятся эти растительные орнаменты? Это мои впечатления от осенней поездки в Грецию.

– Ты спроектировал все это сам? – восхищалась девушка, любуясь квартирой.

Ангел-хранитель следовал за ней по пятам, но она ни разу не взглянула в его сторону, точно перестала его видеть. Дьяволица устроилась на низком белоснежном диване перед телевизором и с интересом уставилась в экран, где шло какое-то праздничное шоу.

– Ну разумеется. Я ведь в некотором роде рисовальщик… – рассмеялся Комов.

– Ух ты! У тебя живая елка!

– Нет, елка не настоящая, это просто очень удачная имитация. Я купил ее то ли во Франции, то ли в Швейцарии, сейчас уже не вспомню. А вот игрушки на ней подлинные, антикварные. Здесь нет ни одной моложе ста лет. Вот эту лошадку в 1904 году подарила моей прабабушке Поликсене, ученице императорской гимназии, Великая княгиня Елизавета Федоровна, родная сестра последней русской царицы. А вот эти серебряные с золотом шары – это трофейные, мой дед привез их из побежденной Германии. Они уже тогда считались старинными и очень дорогими. Их был целый набор, разных размеров, но, к сожалению, до сегодняшнего дня дожили только три… Ну а теперь могу показать тебе свои работы. Хочешь?

– Еще бы!

– Тогда пойдем в студию.

Просторная студия выглядела именно так, как и должна выглядеть мастерская художника, – минимум мебели, и только мольберты, готовые и незаконченные полотна, разбросанные повсюду кисти, краски и палитры.

– Ой, да у тебя окно во всю стену! – ахнула Настя, дотрагиваясь до стекла. – И прямо на Арбат выходит. Круто! Все-все видно. Вон сувениры продают, вон – «Вышивка и кружево», «Ювелирный», «Шоколадница»…

– Да, я специально заказал себе стеклянную стену, – отвечал Иннокентий. – Ради хорошего освещения. Электричество – это все-таки не то… Для художника нет ничего лучше дневного света. А когда он не нужен, всю стену можно прикрыть ставнями. Сделать это сейчас?

– Нет, не надо, пожалуйста! Так классно! Вечерний город, Старый Арбат, фонари, окна…

Настя принялась рассматривать картины, переходя от одного холста к другому. Некоторые из них были ей знакомы – Иннокентий Комов действительно считался модным художником, и его работы часто можно было увидеть на фотографиях в журналах, в рекламах и по телевизору. В основном это были женские портреты в интерьере, изображавшие знаменитостей – известных актрис, звезд эстрады, женщин-политиков, популярных писательниц, известных телеведущих. Все женщины на полотнах, при большом сходстве с оригиналом, выглядели ослепительно-красивыми, на каждом лице отражались, как писали об этом критики, «богатство духовного мира» и «глубина тонких душевных переживаний». Интерьеры, создававшие фон каждой картины, были самыми различными, подобранными под индивидуальность модели: роскошная зала дворянской усадьбы или даже дворца, современный офис, ухоженный цветущий сад, изысканный будуар, пальмы и берег океана в розовых лучах заката. При этом все портреты казались чем-то похожими – возможно, тем, что беззастенчиво льстили своим моделям, приписывая им те внешние и внутренние достоинства, которыми они на самом деле не обладали.