Книга На перекрестке - Ирина Быстрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Завтра, — предложила дама. — Зачем откладывать? В восемь. Как вам?
— Отлично, — отозвалась я. — Диктуйте адрес.
Наши будущие родственники жили в пяти автобусных остановках от нас.
— Близко, — заметила я Иринке, когда закончила разговаривать с веселой дамой.
— Я специально в клубе просила, чтоб поближе к дому, — сообщила она.
— Предусмотрительно.
— Ага, — кивнула дочь. Затем подошла к Бренде и погладила ее. — Поженим тебя. Будут у тебя дети. Ты станешь мамой. Я стану бабушкой. А ты, мусик, прабабушкой… Ой! — вздрогнула Иринка. — Какой ужас!
Вот уж действительно.
— Может, ей когти подрезать? — озабоченно спросила дочь. — И уши почистить?
— Валяй, — разрешила я. — И еще попу подстриги.
Бренда встрепенулась и возбужденно засопела.
Это было наше коронное развлечение — стричь попу у Бренды. Скажете, что там стричь, у гладкошерстного боксера-то? ТАМ и шерсти-то почти никакой нет. И вправду шерсти ТАМ было маловато. Но достаточно для образования двух симметричных завитков. Вот мы и подрезали на них по два-три волоска. Спросите, зачем? Исключительно ради того, чтобы доставить удовольствие Бренде. Как только она слышала, что ей будут стричь попу, она приходила в экстаз. В течение всей процедуры стояла почти не дыша, изогнувшись так, чтобы видеть, что именно происходит сзади, а после рысью неслась к зеркалу и, прижав попу к его поверхности и опять-таки изогнувшись дугой, пыталась рассмотреть результат. Я лично думаю, что ничего она в этом зеркале не видит, да и вообще мало что понимает во всем этом парикмахерском действе — просто она копирует нас с Иринкой. Я по часу дергаю себе брови, дочь по два часа красит глаза. И когда мы изучаем в зеркале, что же там в итоге получилось, — поверьте, выражение лиц у нас точно такое же, как у Бренды после пострижки попы. Хорошо, хорошо, у нее — морда. Сути это не меняет.
— Класс! — воскликнула Иринка, срезав по два миллиметра с каждого завитка. — Теперь ногти, — и, вооружившись специальными щипчиками, принялась подравнивать Брендины коготки.
— Справишься сама? — спросила я.
— Угу, — промычала дочь. — Ты уходишь, что ли, куда?
— Да нет, — ответила я, — надо бы почту проверить.
Почту проверить и написать кое-кому.
Совсем я не собираюсь сообщать моему лондонскому корреспонденту о последних событиях в моей жизни. Хотя теперь мы вроде бы друзья. А друзьям рассказывают о таких грандиозных событиях, как разрыв с бойфрендом. Но Дэвид ведь еще друг свежеиспеченный. Непроверенный. И значит, не заслуживший полной откровенности. Хотя… мне кажется, откройся я ему, он отреагировал бы так, как надо. Не стал бы прессинговать, не стал бы расковыривать рану — просто посочувствовал бы… Или порадовался бы? За себя? Черт, всякая чепуха лезет в голову! Вообще-то я собиралась задать ему один вопрос. Мучает он меня уже не один день, да все рука не поднималась. А вот сегодня, похоже, рука во всеоружии.
«От: Katya Aleksandrova.
Кому: David Kurtis.
Отправлено: 30 июня 2006 г. 22.02.
Тема: Вопрос.
Привет!
Как дела? Не против, если я задам тебе один вопрос?
Ты сказал, что он тебе не понравился, — чем именно?
Кэтрин».
Кошмарное послание! Я сообразила это, когда уже щелкнула по кнопке «Отправить». Может, дослать вслед ему что-нибудь более пространное, повествовательно-извинительное? Чтоб он отнесся снисходительно к первому письму. Потому что очень хочется получить на него ответ. Зачем? Я не знаю. Просто хочу получить ответ, и все. Потом уже пойму, зачем он мне был нужен и что с ним делать.
Следующий день ознаменовался двумя событиями. Одно из них уже стало для меня привычным. Я имею в виду звонок Павла, пытающегося подвигнуть меня на встречу. «Чтобы все обсудить», — в очередной раз сказал он. «Нет!» — в очередной раз отрезала я. «Ты ведешь себя как ребенок», — устало упрекнул он меня. Возражать не хотелось. Возражать — значит увязнуть в дискуссии, и кто знает, куда эта дискуссия может завести. Я просто попрощалась и повесила трубку. Сомнения в правильности того, что я делаю? Никаких. Я была на сто процентов уверена, что поступаю так, как нужно. Объяснить, откуда взялась эта уверенность, я не могла. Списала, как обычно, все за счет инстинкта самосохранения.
Вторым событием стал наш визит к сватам.
Ровно в восемь мы с Иринкой подошли к нужному подъезду и позвонили в домофон.
— Да? — вопросил хрипловатый мужской голос.
— Это по поводу Хана, — сообщила я.
— Открываю, — ответил мужчина, и домофон гнусаво запищал.
Иринка потянула на себя металлическую дверь.
— Заходи! — скомандовала она Бренде.
Та вошла в подъезд неохотно. Оно и понятно — там изрядно пованивало котами.
Мы поднялись на третий этаж.
— Дети, дети! — услышали мы женский голос. — Скорее! Они уже тут!
Дверь в квартиру номер двенадцать была распахнута. В проеме стояла маленькая плотная брюнетка и широко улыбалась.
— Здравствуйте! — закричала она. — Я — Оксана.
— Здравствуйте! — как под гипнозом завопили мы с Иринкой.
Бренда тихо тявкнула.
— Проходите! — Оксана отступила в глубь квартиры.
Мы последовали за ней.
Взорам нашим открылся длинный коридор, тесно заставленный мебелью и спортинвентарем. Одна из дверей, выходящих в коридор, вела в гостиную. Оттуда выглядывало… раз, два… три коротко стриженных головы.
— О! — протянула Иринка.
— Мальчики! — торжественно обратилась к головам Оксана. — Идите поздоровайтесь.
Трое пацанов в возрасте примерно от семи до двенадцати чинно построились перед нами.
— Витя, — махнула рукой Оксана в сторону старшего. — Миша. — Это, видно, средний. — И Николаша. — Она погладила по голове младшенького.
— Смело, — не удержалась я.
— Это вы о том, что трое? — рассмеялась хозяйка.
Я кивнула и наклонилась, чтобы снять мокасины.
— Что вы! Что вы! — испугалась она. — Ни в коем случае! Так проходите.
Она наклонилась и сладким, как малиновое варенье, голосом пропела:
— А это наша рыбонька-а-а!
«Рыбонька» плюхнулась на зад и изумленно воззрилась на Оксану. После привычных ей «коровы», «жучки» и «мерзавки» «рыбонька» звучала диссонансом. Мы с Иринкой переглянулись. «Странная она какая-то, эта дама», — читалось в дочерином взгляде. «Да ладно тебе», — подмигнула я ей.
Мы прошли в гостиную и были торжественно усажены в кресла. Оксана села напротив нас, пацаны рассыпались по комнате, смущенно подхихикивая и пряча глаза.