Книга Тайна генерала Каппеля - Герман Романов

Выручали, как ни странно, дезертиры из гарнизона – бывшие колчаковцы, перешедшие на сторону Политцентра, среди которых имелось немало уроженцев Иркутска, – знали предместье не хуже противника, и зачастую сидящие в засадах рабочие сами оказывались жертвами. Со спины по ним могла пройтись очередь из «льюиса», или из-за забора летели взрывавшиеся «гостинцы» – русские «бутылочки» образца 1914 года – и «лимонки» – гранаты конструкции англичанина Лемона за характерную форму цитрусового плода и созвучность фамилии изобретателя получили такое «вкусно-кислое» и неприятное для врагов наименование.

Полки продвигались вперед, но медленно – Молчанов смотрел на часы постоянно, нервно кусая губы. Нет, каппелевцы дрались великолепно, словно не чувствуя усталости, но фактор внезапности утерян, большевики опомнились, сила сопротивления значительно возросла – опыт говорил об одном: на них бросили все боеспособные подразделения, что остались у красных. Это было и хорошо, и плохо одновременно.

Теперь город открыт со стороны Якутского тракта, и в него ворвутся сибирские казаки Волкова. Оголение участков набережной облегчит атаку корниловцев из-за реки. К утру можно будет ожидать окончательного подавления последних очагов сопротивления, а ночной бой не приведет к излишней гибели местного населения – горожане за печами и стенами укрылись, а в темноте стрельба не имеет должной эффективности, несмотря на большой расход патронов.

А плохо то, что у большевиков осталось время уничтожить, как они и обещали в своих прокламациях, заложников. Какой‑то час, не больше, и волжане прорвутся к тюрьме, что стоит на правом берегу Ушаковки, но этого времени вполне хватит, чтобы коммунисты расстреляли несколько сотен юнкеров и офицеров, содержащихся там, и, главное, успели казнить Верховного правителя России адмирала Колчака.

Иркутск,

председатель Иркутского губернского

Военно-революционного комитета

Ширямов

– Измена, товарищ Ширямов!

Узнать истошный, искаженный несдерживаемым, рвущимся из самого нутра страхом голос в полной темноте было трудно. Председатель ВРК прижимался к толстой каменной стене, спасаясь от пуль и сыпавшихся из окон осколков разбитых стекол. Белый дом обстреливали из винтовок и пулеметов, и было уже понятно, кто, – лихое казачье гиканье ни с чем не спутаешь. Выступили против казаки, хоть и создали для видимости 1-й Советский полк. Правильно, что декрет «о расказачивании» был, ведь сколько волка ни корми, он все о лесе думает. Притихли, дождались удобного случая и ударили в спину, когда каппелевцы в Знаменское ворвались. Ничего страшного – в резерве есть Забайкальская группа бывшего командующего армией Политцентра Калашникова, она эти три сотни осатаневшей казачни живо растреплет. Надо только силами собраться…

– Я на телефонную станцию позвонил – она уже солдатами занята! Так и сказали – подотритесь своей Красной армией. Они за какую-то «народную советскую власть» выступили! Сказали, из 16-го полка… бывшего советского, а ныне, хрен его знает, какого!

Ширямов похолодел – полк был сформирован из бывшего отряда особого назначения, которым командовал капитан Решетин, – самая махровая эсеровщина свила в нем гнездо. Жаль, нужно было распустить этих мерзавцев – «попутчики» они и есть, никакой веры.

– И еще одно, товарищ Ширямов, – судорожный вздох рядом и страх в голосе. – Ими Калашников командует, он кашу заварил! Якобы Политцентр снова у власти, и с белыми коалиционное народное правительство будет у нас сформировано. Каппель ведь их эсеровской армией на Волге командовал, они там против наших сражались…

Стекло лопнуло под пулями, острые крошки посыпались на головы. Сосед притих, странно хрюкнув. Ширямов повернул голову и обомлел – тот закинул голову и предсмертно захрипел. Из горла торчал здоровенный кусок стекла, темная кровь выплескивалась струей из огромной раны. Александр Александрович судорожно сглотнул, отодвинулся в сторону. В разбитое окно вместе с большими клубами морозного воздуха ворвались звуки ожесточившейся стрельбы – на секунду даже показалось, что тысячи пуль закачали массивные стены.

Помстилось, конечно!

– Суки, какие суки, – голос срывался от злости. Они взяли Политцентр за глотку, это показал съезд рабочих и солдатских депутатов десять дней назад. В памяти сразу всплыли цифры – на три с половиной сотни большевиков оказалось всего полсотни эсеров и меньшевиков. Еще сотня беспартийных и почти столько же левых эсеров-автономистов и все пять анархистов выступили за большевиков. Так что ясно, за кого выступил рабочий люд, – а теперь они к белым переметнулись, шкуры свои спасая. Сволочи!

– Товарищ Ширямов, худы дела, – голос коменданта Рагозина он узнал сразу, тот был хриплым и безысходным, полным тоски. – Продержимся полчаса, потом каппелевцы подойдут, поставят пушки, и всем нам конец! Раздолбят к чертовой матери! Уходить вам надо отсюда, не мешкая! В Глазкове наши полки стоят, чехи не дадут белым их побить, им «железка» нужна целой до крайности. Я на реке трое саней держу для связи с вокзалом, на них и уходите! Мы прикроем, да бегите скорее, каждая минута на счету! Пулеметы поставят, и все…

Ширямов вскочил на ноги и, пригибаясь, чтобы не попасть под залетающие в окна пули, бросился к распахнутой двери. Выскочил на площадку, скатился по широкой лестнице вниз со второго этажа и нырнул в раскрытую дверь. Перебежал улицу, по которой, словно разъяренные пчелы, роились пули, свистя над головою; пробежал деревья Александровского сада на набережной, скатился с берега, крутясь в снегу, и бросился к ближайшим саням. Рухнул на плотно сбитое сено, и возница тут же стеганул кнутом испуганных коней, отчаянно заорав:

– Но, залетные!

Александр Александрович обернулся – в стоящие сани прыгнуло по три-четыре человека, и они тоже понеслись по ледяной глади Ангары к мерцающему огоньками противоположному берегу. А еще по льду побежали люди, неожиданно много – несколько десятков, не все красноармейцы решили погибнуть, прикрывая отход товарищей.

Сани неслись уже на середине реки, когда из проулка правее Белого дома, со стороны военного училища, за которым виднелись кресты Харлампиевской церкви, засверкал огонек – пулеметная очередь повалила на снег коней сразу двух следующих за ними саней. Затем стали падать на лед бегущие люди, падали навзничь, словно споткнувшись и роняя винтовки. И тут так сильно тряхнуло, что у Александра Александровича хрустнули зубы, рот моментально заполнился кровью – и все это в полете, его вышвырнула из саней неведомая сила. Грохнулся об лед, заныли ребра, в голове замутилось. Но он смог приподняться – кони бились в агонии, жалобно ржали. Возница лежал ничком, голова неестественно выгнута, бедняга сломал себе шею. А пули свистели над ним, выбивая спереди ледяную крошку. И Ширямов пополз по льду, извиваясь ужом, – это был единственный способ, стоит только встать, как его срежут очередью, патронов мятежные казаки явно не жалеют. А ведь он остался единственный – черными неподвижными кочками темнели тела его убитых товарищей.

– Врешь, не возьмешь!