Книга Безобразный Ренессанс. Секс, жестокость, разврат в век красоты - Александр Ли

Джованни ди Биччи, однако, не стремился слишком глубоко вникать в политический процесс. Он был занят собственными делами и отличался склонностью к уединению. Он стремился максимально отдалиться от грубых и несдержанных политических дебатов и всегда старался держаться в тени. Избрание приором и гонфалоньером он принял после серьезных раздумий и старался не принимать участие в консультативных совещаниях (praticbe). На смертном одре он говорил сыновьям:

Не давайте советов, но свободно высказывайте свое мнение в беседе. Остерегайтесь ходить во дворец Синьории, ждите, пока вас пригласят. А когда вас пригласят, делайте то, что вас просят. И никогда не проявляйте гордости тем, что вы получаете много голосов… Избегайте… политических противоречий, и всегда держитесь в тени…74

Он всегда говорил, что, имея выбор, предпочел бы вообще держаться подальше от политики.

Впрочем, Джованни ди Биччи не был стеснительным мизантропом. Напротив, его можно было назвать весьма хитроумным реалистом. Несмотря на риторические заявления о единстве и гармонии, к тому времени, когда он был вынужден в первый раз войти в правительство, между флорентийскими патрициями возникли глубокие разногласия. Хотя богатейших граждан города объединяли некоторые общие интересы, было совершенно очевидно, что этого недостаточно для поддержания длительного согласия внутри правящего класса. У них могли быть общие цели, но это не означало, что у них есть согласие относительно методов достижения этих целей или нет других, более важных, но противоречащих друг другу целей.

Конфликт был неизбежен. Конкуренты в экономической сфере быстро становились политическими противниками. По мере формирования новых фракций политические споры перерастали в гражданские беспорядки, которые возвращали город в мрачные времена начала XIV в. Ставки были высоки, и борьба велась жестко, если не жестоко. В середине 1390-х гг. Мазо дельи Альбицци и Ринальдо Джанфильяцци сумели установить контроль над Синьорией и сразу же добились изгнания своих соперников Филиппо Бастари и Донато Аччайуоли. Лишь в 1400 г. их «заговор» был раскрыт.75 Двух членов семьи Риччи обвинили в организации заговора с целью убийства руководителей фракции Альбицци-Джанфильяцци. Об этой драме живо рассказывает неизвестный флорентийский хронист. Аналогичные «заговоры», изгнания и конфискации происходили и впоследствии, когда Альбицци всеми силами старался не допустисть своих соперников к контролю над правительством.

Амбициозный торговый банкир Джованни ди Биччи понимал, как легко оказаться втянутым во фракционную борьбу и к каким печальным последствиям это может привести. Его родственники несколько раз оказывались в этом мальстреме, и последствия часто были катастрофическими. Родственные узы не были препятствием для раздоров. В 1340-е гг. Вьери ди Камбио пошел против своего кузена Сальвестро. А когда Медичи выбирали сторону, они часто оказывались отнюдь не на стороне победителя. После заговора Риччи нескольких Медичи осудили. Не желая рисковать возможностью изгнания или конфискации собственности, Джованни предпочитал держаться в стороне.

Серьезная проблема заключалась в том, что, хотя во Флоренции было немало богатых торговых банкиров, ни один из них не занимал господствующего положения. Пока финансовое положение основных семейств оставалось вполне сопоставимым, ни одна семья не могла стать бесспорным лидером в политической сфере. Но всему было суждено измениться. К 1420-м гг., то есть к тому моменту, когда контроль над семейным банком перешел в руки Козимо де Медичи, центр тяжести сместился. Козимо понял, что управление папскими финансами упрочило его финансовое положение. Он руководил невероятно широкой сетью клиентов, занимающихся самой разной деятельностью. Среди них были и люди, которые сами по себе располагали огромными состояниями. В то же время финансовые проблемы флорентийской Синьории привели к тому, что главенствующее положение во внутренней политике заняли торговые банкиры, и власть сосредоточилась в руках стремительно сужающейся группы сверхбогатых людей.

Основной проблемой были долги.76 Хотя в конце средних веков правительства городов-государств играли весьма ограниченную роль, благодаря чему бюджет оставался вполне сбалансированным, увеличение расходов на длительные войны и растущая сложность управленческого аппарата зарождающихся государств привели к стремительному росту расходов. Хотя торговля продолжала развиваться, прежних налогов не хватало. И города-государства были вынуждены судорожно искать решение проблем, которые грозили настоящим финансовым кризисом. В удушливой атмосфере грозящей финансовой катастрофы родилась идея правительственного долга. У коммун не было иного выхода – им приходилось занимать деньги, где только возможно. И хотя на бесплодной почве пустых городских закромов появились первые зеленые ростки современного рынка облигаций, способы борьбы с кризисом еще только зарождались. Но, если в современном мире правительства перед лицом банкротства могут надеяться на алчных трейдеров или в худшем случае на получение займов от МВФ или ЕБР, в эпоху Ренессанса не имеющие средств коммуны Северной Италии могли обратиться только к одному источнику – к безграничным ресурсам торговых банкиров. Такие займы стремительно вознесли торговых банкиров к высотам городской политики и ускорили крах «республиканских» режимов, превратив их в настоящие тирании.

В эпоху Ренессанса почти все государства Северной Италии переживали долговой кризис того или иного рода. И города-республики оказались для таких кризисов наиболее уязвимыми. Генуя, которую историки часто несправедливо обходят вниманием, страдала от финансовых кризисов еще со времени правления первого дожа Симона Бокканегры. И такое положение сохранялось до начала XV в. Не будет преувеличением сказать, что хроническая неспособность выполнить свои финансовые обязательства не только привела к росту доминирования новой торговой элиты, но еще и заставляла город в различные периоды своей истории подчиняться иностранному владычеству. Но ни один город не илллюстрирует влияние долга на положение торговых банкиров так хорошо, как Флоренция.

В 1424 г. Флоренция оказалась втянута в серьезный конфликт с Миланом, продлившийся целых девять лет. Вначала положение было угрожающим. Война постепенно выходила из-под контроля, и городу пришлось прибегать к услугам наемников. Но стоимость содержания наемной армии была заоблачно высокой. Хотя Флоренции было не привыкать тратить огромные средства на военные авантюры, на сей раз масштабы оказались иными. В ходе войны Флоренции был выставлен счет на 500 тысяч флоринов в год – намного больше тех средств, которые собирались в виде налогов. Дефицит бюджета в 1426 г. достиг фантастической суммы в 682 тысяч флоринов. Городу нужно было найти деньги – и быстро.

Несмотря на непопулярность, единственно возможным выходом был новый налог на собственность – catasto. С 1427 г. каждое флорентийское семейство должно было подавать декларацию о своем имуществе (с имеющимися вычетами), а город затем определял размер налога. Имущество семьи облагалось налогом в 0,5 % от стоимости, и налог взимался несколько раз в год. Как показывают сохранившиеся документы, это была одна из самых справедливых форм налогообложения в истории Флоренции.77 Многие бедные семейства вообще не платили налогов, а основная тяжесть лежала на плечах богатейших членов общества, то есть торговых банкиров. Если некоторым флорентийцам нужно было заплатить не более нескольких сольдо78, Палла Строцци задекларировал имущество стоимостью 101422 флорина, а это означало, что при каждой выплате он должен был заплатить 507 флоринов. Стоимость имущества Джованни ди Биччи составляла 70 тысяч флоринов, и его налог составлял 397 флоринов.