Книга Гуру пьет бурбон? - Дзонгсар Кхьенце Ринпоче
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мастер XIX века Ньёшул Лунгток провёл годы, усердно изучая и практикуя Дхарму, стремясь реализовать природу ума, но его заветное желание никак не исполнялось. В конце концов его познакомили с великим Патрулом Ринпоче, который стал ключом к его реализации. Всё, что сказал Патрул Ринпоче, было: «Можешь ли ты видеть звёзды на небе?» И это всё. На семь дней круговорот сансары для Ньёшула Лунгтока остановился. Опыт был таким сильным, что он более не знал, как относиться к миру вокруг себя. Мир казался совершенно другим местом.
Мы, со всеми нашими мелкими комплексами, привязками и фиксациями, не можем представить, что испытал тогда Ньёшул Лунгток. Мы настаиваем, что рубашки носят на туловище и никогда – на ногах, и что дверь – это дверь, и что только через такую-то и такую-то дверь можно попасть в ванную. Но для Ньёшула Лунгтока так называемая дверь больше не была просто дверью, но была потолком, едой или горой, а потолок был не только потолком, но также лестницей. Всё могло быть и было чем-то другим, ничто не было плотным и неизменным. Мужчина был женщиной, и женщина была мужчиной. По сути, все его рациональные мирские системы были выведены из строя – все его фиксации применительно к формам, цветам, количествам и понятиям исчезли, и с того момента в нём присутствовало то, что в учениях известно как «опыт великой спонтанности».
«Опыт великой спонтанности» – это один из важнейших терминов дзогчен, но в наши дни многие ламы, особенно молодые, настолько опьянены понятиями «спонтанности» и «неизмышлённости», что вся тема превратилась в какую-то банальность. Никто из нас на самом деле не знает, что такое спонтанность. Мы представляем, что она как-то связана с отсутствием усилий, но не более того. Обращаясь к логике, которая ограничивает наше восприятие, мы можем лишь делать умозаключения. Мы можем попытаться описать то, что лежит за дальней горной грядой, только используя логику умозаключений и воображение: мы можем использовать горы, которые нам известны как референс, и представлять, что такие же виды деревьев и ландшафты должны простираться за этими новыми горами. Но мы не можем непосредственно сами этого видеть.
После переживания спонтанности Ньёшул Лунгток стал великим мастером. Один из его учеников был совершенно неграмотным и никогда не смог бы прочесть ни один из великих текстов дзогчен. Единственной практикой, которую он мог уверенно выполнять, было повторение Ваджра-гуру-мантры Гуру Ринпоче: Ом А Хунг Ваджра Гуру Пема Сиддхи Хунг. Его величайшая сила, тем не менее, заключалась в его невообразимой преданности Ньёшулу Лунгтоку. Этот ученик практиковал много лет, и, хотя у него не было никаких духовных переживаний, его преданность оставалась непоколебимой, даже когда Ньёшул Лунгток покинул этот мир. Однажды, много лет спустя, когда он готовил чай на открытом огне, из пламени внезапно вылетела искра. Острая боль пронзила его обожжённую плоть, и он вскрикнул от боли: «А ЦА ЦА!» Обычно наши привычные паттерны поведения и беспорядочные мысли так тесно сплетены друг с другом, что мы никогда не видим промежутков между ними. У мудрости нет ни единого шанса взглянуть сквозь них, не говоря уже о том, чтобы всматриваться продолжительное время. В момент острой боли мысли останавливаются естественным образом. Уже через мгновение обычные люди вновь подхватывают свою привычную модель мышления.
Но благодаря своей благой заслуге ученик Ньёшула Лунгтока смог оставаться свободным от мыслей на протяжении семи дней, и этот опыт его преобразил. Раньше он сильно заботился о том, как готовится его чай: такие детали, как число чайных листьев и точная температура воды, были чрезвычайно важны для него; однако с того момента, как искра обожгла его руку, тонкости заваривания чая перестали иметь для него значение. Если бы ему дали выпить отвар коровьего навоза, его это никак не тронуло бы.
Для ученика Ньёшула Лунгтока все обычные связи и восприятия между субъектом и объектом перестали существовать, и открылось удивительное, невообразимое измерение реальности. Для нас на этой стадии представить в точности, как это работает, немного сложно, мы можем лишь говорить об этом и смутно предполагать, на что это было похоже.
Отношения гуру – ученик важны не только из-за тех наставлений, которые даёт гуру, но также из-за способности гуру даровать благословения – передачи мудрости гуру ученику. Эта способность равносильна любому другому умению или таланту, которым может обладать гуру, и требует того, чтобы он или она сами были наделены тем, что необходимо передать. Если вы передаёте огонь одной свечи другой, первая продолжает гореть. На мирском уровне, когда ученик молится гуру, если гуру наделён духовной реализацией, состраданием и благословениями, тогда он более чем достойный объект для молитвы.
Но, как говорится в популярной притче про старуху, перепутавшую собачий зуб с реликвией Будды, когда есть преданность, есть Будда, поэтому возможно получить благословения и от недостойного гуру. Но если объект преданности действительно наделён качествами мудрости, тогда собрание причин и условий несомненно будет более полным.
На Западе нет устоявшейся традиции отношений гуру – ученик в значении буддийского понятия гуру шишья парампара, что на санскрите означает «череда учеников». Здесь мы говорим о непрерывной передаче знания, которое переходит от учителя к ученику. Мы не говорим об учителе старшей школы, преподающем ученику математику.
Говоря проще, вы можете думать об отношениях гуру – ученик ваджраяны в терминах весьма продвинутой формы наставничества «мастер – подмастерье». В отличие от других форматов отношений учитель – ученик, в ваджраяне ваджрный мастер действительно может передать все просветлённые качества ученику, как будто ученик – это материал, который можно отлить, а гуру – это шаблон или форма.
Таши Намгьял был сыном аристократа из Дерге, которого отдали в качестве прислужника Джамьянгу Кхьенце Чокьи Лодро. Он рассказал мне историю о том, как он вместе с Кхьенце Чокьи Лодро отправился в Сикким в конце 1950-х годов. Приблизительно в это время многие тибетские ламы бежали от «культурной революции». Каждый день Кхьенце Чокьи Лодро спрашивал Таши Намгьяла, кто ещё приехал из Тибета. Когда он услышал, что его близкому другу Дилго Кхьенце Ринпоче, который был его учеником и учителем, удалось бежать, он промолвил с большим облегчением: «Теперь Дхарма будет спасена».
Таши Намгьял сказал, что прямо перед тем, как Кхьенце Чокьи Лодро ушёл в паринирвану, он встретился с Дилго Кхьенце Ринпоче в Сиккиме и долго беседовал с ним. Вскоре после его визита Кхьенце Чокьи Лодро умер. Таши Намгьял сказал, что в Дилго Кхьенце Ринпоче произошла немедленная и очень очевидная перемена. Он сказал, что, когда Кхьенце Чокьи Лодро был жив и учил, Дилго Кхьенце Ринпоче не был даже близко тем красноречивым и величественным учителем, каким он внезапно стал и каким мы все его знали. Старые ученики могли явственно наблюдать полную трансформацию.
Кьябдже Дилго Кхьенце Ринпоче получил не просто знание Кхьенце Чокьи Лодро, было передано всё – его аура, его способ мышления. Это дар великого мастера, и его получатель может даже не осознавать, что это произошло.
