Книга Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам - Эдуард Филатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аркадий Ваксберг:
«…выбор пал на Сокольники – этот район по-прежнему считался дачной местностью. Выбор был не случайным: поблизости находилась Лефортовская тюрьма, где всё ещё томился Краснощёков. Чтобы носить ему передачи, Лиле и Луэлле не требовалось теперь преодолевать большие расстояния при помощи плохо работавшего городского транспорта».
Положение в стране было по-прежнему очень нестабильным. В отчёте, представленном Генрихом Ягодой в Кремль, о ситуации за период с 15 мая по 15 августа говорилось:
«Случаи недовольства рабочих… находят своё выражение в быстром росте забастовочного движения. Серьёзным фактором, ухудшающим положение рабочих, в начале августа являлся недостаток продуктов первой необходимости в кооперативах и огромные очереди за хлебом у хлебопекарен».
Лариса Рейснер, чтобы на месте познакомиться с тем, как живут пролетарии страны Советов, отправилась в Донбасс, в шахты Горловки.
А в Грузии всеобщее людское недовольство поддержали местные меньшевики, что стало известно ГПУ. Оно отреагировало незамедлительно.
Ничего не знавший об этом Маяковский 28 августа прибыл в Тифлис. Газета «Заря Востока» заранее сообщила читателям:
«В Тифлис из Новороссийска приехал поэт Владимир Маяковский. Следует ожидать его выступлений с новыми стихами».
Однако никаких поэтических вечеров не состоялось. Журналист Николай Вержбицкий (тот, которого Маяковский напутствовал добрым словом на работу в Тифлисе) стал уже сотрудником газеты «Заря Востока». Отмену выступлений поэта он объяснил так:
«29 августа 1924 года в «Заре Востока» было напечатано правительственное сообщение, в котором говорилось, что «авантюристы из подпольного ЦК меньшевиков… несмотря на неоднократные заявления о том, что они отказываются от вооружённой борьбы с Советской властью, делают отчаянные попытки вооружённой рукой свергнуть рабочее-крестьянскую власть в Грузии»…
Накануне было объявлено военное положение. В ночь на 29 августа, когда я дежурил в типографии, меня вызвали к телефону, и чей-то недовольный голос сообщил:
– Нами на улице задержан без пропуска человек, который назвал себя Владимиром Маяковским. Он настаивает, чтобы о нём сообщили в редакцию товарищу Вержбицкому.
Я, не медля ни минуты, отправился в штаб.
Владимир Владимирович сидел мрачный и злой, вытянув ноги на середину комнаты, и густо дымил папиросой. На полу, возле кресла, стоял жёлтый чемодан с иностранными наклейками. Недавно Маяковский побывал в Берлине.
Что случилось?
Оказывается, поэт ночью приехал на автомобиле из Владикавказа и, увидев, что Тифлис «пуст» – на улицах нет ни одного человека и ни одного извозчика – взял чемодан на плечо и пошёл к центру города.
Его остановил патруль:
– Ваш пропуск?
– Какой такой пропуск? Я – из Москвы. Моя фамилия – Маяковский. Приехал читать стихи.
– Сейчас, гражданин, время не для стихов.
И обескураженного поэта доставили в штаб.
Документы оказались в порядке, но подозрения вызвали заграничные наклейки на чемодане. Вооружённая авантюра меньшевиков вдохновлялась Западом; кто знает, может, этот человек не кто иной, как тайный агент какого-нибудь буржуазного правительства, укравший чужой паспорт на имя жителя Москвы Владимира Маяковского?
После того, как я поговрил с дежурным по штабу и сказал, что лично знаю поэта, его отпустили со мной.
Мы вышли на тёмную улицу и направились в гостиницу «Палас», находившуюся в здании бывшей семинарии».
В гостинице, в которой предстояло поселиться поэту Маяковскому, четверть века назад учился семинарист, писавший неплохие стихи. Звали его Иосиф Джугашвили.
Антибольшевистский мятеж в Грузии был жестоко подавлен, погибли сотни людей. За подавление этого восстания Соломон Григорьевич Могилевский, совсем недавно назначенный председателем Закавказского ГПУ, был награждён орденом Красного Знамени. Отличился в этом деле и Яков Блюмкин, о котором в книге Бориса Бажанова сказано, что он…
«…прославился участием в жестоком подавлении грузинского восстания».
Маяковский на эти события не отреагировал никак – у него были другие заботы. О них – Николай Вержбицкий:
«Утром я застал Маяковского в больших хлопотах. Он – с бритой головой, в одних трусах – весело налаживал купленный им за границей походный душ, состоявший из резиновой лохани, резинового ведра и резиновой же кишки с кругом, надеваемым на плечи.
– Чудесная штука! – восклицал Владимир Владимирович, пристраивая ведро где-то у самого потолка. – Верх портативности и предел удобства! Баня в кармане!
Возясь с душем, он передавал мне разные московские новости и, между прочим, сообщил, что видел в Москве только что вышедшую в свет мою книгу по истории письменности, книжного и газетного дела.
– Нужная книжка! – сказал он. – Ведь мы, пишущие люди, ни черта не знаем о полиграфии!.. Для нас изготовление книги или газеты такая же тайна, как булки для кисейных барышень, уверенных, что хлебобулочные изделия растут на деревьях.
И снова принялся что-то мастерить, на все лады расхваливая своё «чудо портативности».
Однако утреннее омовение у него не состоялось: оторвался резиновый круг, и его нечем было прикрепить.
– Возмутительно! – гремел Маяковский, крупно шагая по номеру и на каком-то грузинском диалекте отчитывая коридорного, а вместе с ним и всю гостиничную администрацию, у которой не оказалось ни проволоки, ни клещей, ни даже молотка. – Безоружны! Беззаботны! Баре! А зайдите в любую рабочую семью, там всё под рукой: и клей, и гвозди, и плоскогубцы, и напильник… Уж там не побегут к соседям выклянчивать верёвочку!»
В воспоминаниях Вержбицкого рассказывается и о том, что он встретил в Тифлисе Есенина, который выехал из Москвы 3 сентября, а 7-го был в Баку. Там он остановился в гостинице «Новая Европа», где встретил своего друга Якова Блюмкина, который, по словам того же Николая Вержбицкого…
«…стал бешено ревновать поэта к своей жене. Дошло до того, что он стал угрожать револьвером».
Блюмкин, правда, не стрелял, но…
«…поднял на Есенина оружие, что и послужило поводом для скорого отъезда поэта в Тифлис в начале сентября 1924 года».
Вот тогда-то с ним и встретился Николай Вержбицкий и свёл Сергея Александровича с Владимиром Владимировичем.
«…они начали говорить о загранице, где оба побывали совсем недавно. Почему-то, не помню, разговор зашёл об иностранной рекламе, и Маяковский с досадой признался, что купленный им в Берлине и так здорово разрекламированный комнатный душ совершенно отказался действовать.
