Книга Снова любить... - Сара Оклер

Я сажусь на кровать, подогнув ноги. Камера подключена к стоящему на столе компьютеру, и все воспоминания о наших лучших летних каникулах на свете переносятся на жесткий диск.

– Можем попозже посмотреть, если хочешь, – предлагает Фрэнки, а потом натягивает шорты прямо поверх купальника. Она садится перед туалетным столиком, спиной к большому зеркалу, перед которым прихорашивалась в последний раз перед обсуждением планов на каникулы.

Я пожимаю плечами. Мы смотрим друг на друга и отводим взгляд. Снова смотрим. И снова отводим взгляд. Открываем колу, делаем пару глотков. И молчим. А потом начинаем говорить одновременно:

«Фрэнки, я…» и «Анна, я…» – так нелепо, натянуто. Мы впервые оказываемся в подобной ситуации и просто не понимаем правил игры.

Сейчас мы на территории Фрэнки, поэтому я даю ей возможность высказаться первой.

– Анна, я так рада, что ты пришла. Мы все обсудили, но мне до сих пор так неловко, столько хочется тебе сказать.

– Да, мне тоже.

– Ну ладно… – Фрэнки делает глубокий вдох, медленно выдыхает и едва слышно, со свистом произносит «Мэтт». – Я понимаю, почему он не хотел рассказать обо всем сразу, – говорит она. – Он всегда так обо мне заботился, с самого детства. Если я умудрялась разбить коленку или падала с велосипеда, он помогал мне и бежал к маме за пластырем.

– Помню, – с улыбкой отвечаю я. – Мэтт был идеальным старшим братом.

– Точно. Анна, но теперь его нет рядом, он больше не может меня защищать. И тебе не нужно этого делать. Да, иногда я слетаю с катушек. Я делаю это не специально, просто так выходит. И ты ничего не изменишь. Я… Я должна пройти через это сама.

У меня в горле застревает ком.

– Мне казалось, что я его подвела, – признаюсь я. – Плохо о тебе заботилась, стояла в стороне, пока ты курила, впутывалась в истории с Йоханом и Джейком. Я даже не смогла сдержать одно-единственное обещание.

– Анна, мой брат умер. От этого ты точно не могла меня защитить. Я сама по себе. Это я его подвела. Да и себя тоже.

Фрэнки тянется к верхнему ящику стола, достает сигареты.

– Я знаю, что способна на большее, – говорит она, комкает пачку и бросает в мусорное ведро. Я не слышала у Фрэнки таких уверенных интонаций с того момента, как мы выбирали бикини в Bling и обсуждали двадцать летних свиданий.

– Фрэнки…

– И еще кое-что. Когда мы только приехали в Калифорнию, – продолжает она, – ты спросила, помню ли я вечеринку в честь твоего дня рождения.

Я киваю, теребя нитку на покрывале.

– Да, помню. В тот вечер, когда мы вернулись домой, Мэтт вел себя так, словно в космос слетал. Он прямо парил над землей. Как можно было не догадаться? Понимаешь, я могла подумать о ком угодно, но только не о тебе. Точнее… Мне это просто не пришло в голову. Ты ведь была нам как сестра.

– Но я…

– Погоди, дай договорю. – Фрэнки смотрит на меня, едва сдерживая слезы. Ее рассеченная бровь подрагивает от напряжения. – В тот вечер я почистила зубы и зашла к нему в комнату. Он сидел на кровати, крутил в руках свое любимое ожерелье и широко улыбался. Помнишь подвеску?

Ту самую.

– Ну конечно.

– Я спросила его, что случилось. Он подпрыгнул от неожиданности, совсем как ребенок. Сказал, что ничего не произошло, просто вечеринка получилась хорошей. И я ему поверила. Не замечала очевидного до того, как прочитала твой дневник. Тогда-то все и сложилось в одну картинку. Даже те моменты, когда Мэтт спрашивал, кто тебе нравится из одноклассников или с кем ты пойдешь на танцы.

Фрэнки замолкает, а я пытаюсь осмыслить сказанное, совместить фрагменты мозаики, наконец увидеть историю с другой стороны и получить ответ на вопрос, мучивший меня с того самого вечера: «Что Мэтт ко мне испытывал?» Было ли это простой случайностью, затянувшейся игрой, о которой он забыл бы сразу после отъезда в колледж?

– Я была в него влюблена лет с десяти, – признаюсь я.

– Ага, – отвечает Фрэнки. – Это было взаимно. Теперь я понимаю. Знаешь, мы ведь были так близки. Я и предположить не могла, пока не прочитала… Анна, пожалуйста, прости меня.

Я закрываю глаза, пытаясь отогнать воспоминание о том, как Фрэнки держит в руках мой дневник.

– Все в порядке.

– В тот вечер, когда мы вернулись из больницы, – начинает она, – мама и папа остались внизу с твоими родителями, тебя отправили домой, а я зашла в его комнату. До сих пор не знаю зачем. Как будто что-то тянуло меня туда. Все вещи были на своих местах, как он их и оставил. Незастеленная кровать, грязная одежда на полу, футболка, испачканная синей засохшей глазурью, совсем как та, которую ты до сих пор хранишь. Она висела на двери шкафа. Наверное, так там и осталась.

Я улыбаюсь и представляю, как мы с Мэттом после дня рождения одновременно убираем грязные футболки: он в шкаф, а я в пакет – и пытаемся разобраться, что же произошло.

– Помнишь, мы разбирали мой шкаф перед отъездом и ты предлагала мне выбросить такую же? – спрашиваю я. – Мне казалось, ты даже не поняла, откуда она.

– Я и правда ничего не поняла. А потом, увидев фотографию в твоем дневнике, сложила два и два. Так вот, – продолжает свой рассказ Фрэнки, – в день после аварии в комнате по-прежнему пахло Мэттом. Мне хотелось остаться там навсегда, запереться, глубоко дышать и убеждать себя, что он скоро вернется. Я села на кровать, начала перебирать вещи на тумбочке: будильник, полупустой стакан воды, мелочь, книги, которые он читал, и подвеску.

– Серьезно? – удивляюсь я. – Мне казалось, она потерялась где-то в больнице или на месте аварии.

– Нет. Наверное, Мэтт просто забыл ее надеть. И вот в тот вечер что-то меня подтолкнуло ее забрать. Я сжала подвеску в кулаке, легла на кровать и рыдала до тех пор, пока не уснула. А утром очнулась в своей постели, по-прежнему держа подвеску в руке. Я не понимала, зачем вообще ее забрала, не помнила, как дошла до своей комнаты. Через несколько дней мама в трансе бродила по дому и бормотала что-то про подвеску с голубым стеклышком. Хотела положить ее в гроб Мэтта. Я так и не призналась, что забрала подвеску. Спрятала в карман старинного халата, куда мама ни за что не полезла бы, даже во время своих перестановок. Я просто знала, что надо убрать подвеску подальше. Так же, как знала, что надо унести ее из комнаты Мэтта. Мама думала, она потерялась, и мне было очень стыдно, но я понимала: по какой-то причине эту вещь нельзя хоронить вместе с моим братом. Но до сегодняшнего дня не могла понять почему.

– Ты о чем? – спрашиваю я, пытаясь осознать тот факт, что все это время подвеска была у Фрэнки и что на самом деле она знала о нашей с Мэттом маленькой тайне больше, чем казалось.

Подруга отставляет банку с колой и роется в ящике стола, где обычно хранит сигареты.

– О том, что на самом деле, Анна, она принадлежит тебе. И так было всегда. – Она вкладывает что-то в мою ладонь.