Книга Железные паруса - Михаил Белозёров

Он успел выстрелить всего два раза: в того Наемника, который прямо на ходу начал превращение, и в следующего, у которого тоже кончилось время. И уже пятясь и ощущая спиной шершавую стенку рынка, смог увернуться от первого набегающего Монстра и свернуть прикладом Громобоя полмаски второму. А потом его просто смяли железные тела, и Он почувствовал, что опрокидывается и летит кувырком, а на него наваливается темнота и беззвучие.

* * *

Снаружи ничего не было.

Ни города, ни домов.

Было две стены, как внутренности матрешки, как пригнанный затвор – «клац-клац», отвечающие странным образом на ворох мыслей или, вернее, на внутреннее безмыслие, ступор по неуловимому алгоритму чьей-то прихоти, пьяной лавочке суверена. И там, за этой стеной, вдруг проявилась тень, и до сонной, вялой жути, до ночного липкого кошмара обязательно надо было посмотреть, что это за тень – чем-то знакомо-отталкивающая, как приворотное зелье, как несточенный боек, как штык в горле. И стоило толкнуть дверь и сделать шаг туда, где ждали и выглядывали из-за белой занавески, как справа выплыло невидимое, но присутствующее, скрытное, но дружелюбное, вечное, но влекущее – легко, но настойчиво потянуло в сторону, приподняло, так что стали видны дома и зелень парков между ними, и потянуло, потянуло и увело…

И не было ни паузы, ни разрыва в событиях, ни сна, ни чужой воли. А Он сидел в центре торгового зала на бетонном полу в круге света, падающего сквозь стеклянный купол, и видел в окне неестественно близко прогнутый горизонт, плоский, как бумага, и черный, как сажа, чуть вдали – неопределенные, но однозначно – контуры, похожие и на лес, и на горы, и на песчаные барханы одновременно, и однотонные вечерние облака на желто-лимонном небе со шлейфом лохматых завихрений – тоже странно короткие, словно выведенные неумелой рукой. Он подумал, что картинка ненастоящая, ложная, не требующая никакой работы мозга, и шевельнулся.

И тотчас все пространство под куполом шевельнулось и зашуршало, начиная от его тела и устремляясь вверх, в стороны, сквозь пустые торговые ряды, заполняя все закоулки, ступени, трещины и провалы. Но это были еще не Сирены и не предчувствие их, а словно неуместная шутка или страшная догадка. У него даже возникло ощущение, словно кто-то перед гигантским микрофоном мнет жесткую бумагу. В следующее мгновение Он понял, что на галерее кто-то есть – большой и неуклюжий, и на всякий случай подтянул к себе Громобой. Пока Он это делал, все пространство под куполом вопило, стонало и охало.

– Тихо! – произнес кто-то, и Он увидел человека – босого, с толстыми, мясистыми пятками и кольцами на пальцах ног.

Человек стоял на верхних ступенях галереи и смотрел вниз. Был он космат и черен.

Человек повернулся и пошел.

И Он понял, что ему надо идти следом, словно его позвали.

– Тут недалеко, – сказал человек и неопределенно махнул рукой.

Какое мне дело, равнодушно подумал Он, главное, что я пришел. Ему даже не хотелось ничего спрашивать.

– Не ходи… – вдруг услышал Он, и далеко внизу увидел Дануте. Она стояла в центре потока света и смотрела, как они идут по галерее.

– Ну что тебе стоит, – попросила она, – ты ведь такой упрямый…

Он остановился.

– Я хотел быть им, – ответил Он, – но не сумел.

И тогда человек перегнулся через перила и закричал:

– Не мешай! Не мешай! Иди к себе.

– Карлос! – взмолилась она, – зачем он тебе, отпусти его, отпусти.

– Ты сама этого хотела, – возразил человек.

– Я ошибалась, Карлос! – крикнула она.

– Иди домой! – закричал человек. – Иди!

Они двинулись дальше.

– Совсем рядом, – повторил, оборачиваясь, человек.

Он отворил дверцу в стене, и они начали подниматься по узкой винтовой лестнице.

– В самом центре, – добавил человек. – Мы даже не будем открывать всю задвижку…

Был он деловито-равнодушен, как тюремный палач, но с неким тлеющим интересом: «А что же дальше? Впрочем, если ничего не выйдет, я не расстроюсь, главное довести, а там посмотрим. Но отпустить, не отпущу, а разберу на запчасти и спрячу до поры до времени – все пригодится, ничего не пропадет».

Потом стена кончилась, и они очутились почти под куполом, и надо было пройти всего десяток шагов по навесной лестнице.

– Дай-ка мне эту штуку, – сказал человек и протянул руку к Громобою.

И тут Он словно очнулся, словно Громобой был его второй жизнью, и ему стало жаль ружья.

– Дай! Дай! – потребовал человек.

– Карлос! – Дануте стояла перед ними. – Отпусти его ради меня.

– Не мешай! – буркнул человек, не глядя. – Я и так много с ним возился.

– Ты ошибся, – сказала она, – на этот раз мы все ошиблись…

– Уходи отсюда! Мне надоело ждать!

– Стой! – крикнула она, – Я тебе не все сказала.

– Ну?..

Человек уже держал Громобой в своих руках.

– Он носитель бессмертия!

– Еще чего? – человек удивился и перестал рассматривать Громобой.

– Да, – сказала она, – бессмертия, и опасен прежде всего для тебя.

Казалось, человек задумался.

– А вот это мы сейчас проверим, – сказал он через мгновение.

– Ты погибнешь, – предупредила она. – Это опасно.

– Не мели ерунды, – возразил человек.

– Он все прекрасно понимает, – сказала она. Он гораздо гибче, чем нам кажется, и у него должен быть шанс.

– У него ничего не должно быть! – отрезал человек. – Этот вариант обыгран до конца!

– Он достаточно мудр, чтобы возродиться, – настаивала она.

– Это не меняет сути, – сказал человек. – Дело закончено. Я чертовски рад.

– Все меняет! – отчаялась она. – Мы тоже должны меняться.

– Решено! – закричал он. – Значит, так и будет.

– Ты не можешь все решать один! – твердо сказала она. – Твои доводы слабы. Вокруг нас что-то изменилось, я не знаю что. Сначала надо разобраться в себе. А Он продержался, сколько мог.

– Каково мне, слабейшему, быть и смотреть на вас, а? Что же, ни правого, ни левого? Или я ошибаюсь? Может, мне уйти, может, все самотеком… Или у тебя очередное просветление?

– Карлос, миленький, передумай, – умоляла она, – пока не поздно…

– Я вижу, он тебя кое-чему научил.

– Разве это теперь важно? – спросила она.

– Важно, – сказал человек. – Он сам пришел. А там, – он показал пальцем за спину на окна, – уже все готово и обратного хода нет, время пошло.

– Это я виновата! – снова крикнула она. – Ему не нужно наше освобождение.