Книга Каир. Биография города - Джеймс Олдридж

Речь Насера была знаменательна не только тем, что он выразил давнишние чаяния всех египтян, но и тем, что он произнес ее на «балади» — разговорном языке, сильно отличающемся от литературного арабского языка, которым пользовался обычно президент.

Выступление Насера вызвало бурный отклик всех слоев населения — от самых правых до самых левых. Но три месяца спустя — 29 октября 1956 года Израиль начал наступление в Синайской пустыне, а на следующий день Англия и Франция тоже атаковали Египет. Сейчас уже нет сомнения, что между тремя государствами существовал сговор.

В этот первый период революции, то есть в первые четыре года независимости, Каир сильно изменился. Революционные молодые офицеры старались покончить с влиянием иностранцев. Они хотели избавиться не только от англичан, но и от того смешанного европейского населения Каира, которое на протяжении почти ста лет было проводником британской политики в Египте. Ограничение прав местных европейцев началось задолго до революции 1952 года. Различные дореволюционные правительства принимали двусмысленные законы, гласившие, что все фирмы и компании должны вести дела на арабском языке и нанимать на работу определенный процент египтян. Позднее был издан более жесткий приказ о том, что в каждой фирме должен быть египетский директор или партнер-египтянин.

Вначале европейцы умело обходили эти законы, но после Второй мировой войны положение усложнялось тем, что египтяне требовали все большей доли участия в управлении экономикой своей страны. Благодаря строгому проведению в жизнь этих законов в период между 1945 годом и революцией 1952 года у Каира постепенно появлялись черты египетского города, но европейцы все еще не сознавали ни того, что им придется покинуть Египет, ни того, что они упускают из рук контроль над Каиром. Лишь некоторые наиболее дальновидные иностранцы понимали, что рано или поздно это произойдет.

Только пожар Каира в январе 1952 года убедил многих иностранцев, что дни их пребывания в Египте сочтены. Даже не столько июльская революция, сколько пылавший Каир заставил европейцев осознать, что эра иностранного господства приходит к концу, и многие начали потихоньку готовиться к отъезду, тем более что французы, итальянцы, греки и англичане, а также европейские евреи, занимавшиеся бизнесом в Каире, всегда держали часть своих денег в иностранных банках за границей. Когда загорелись иностранные магазины, а египтяне стали открыто присматриваться к той добыче, какую могла представить собой собственность европейцев в Каире, началось серьезное отбытие иностранцев из Египта. Их (включая европейских евреев) не вынуждали уезжать, но поощряли к этому. Сразу после революции им разрешалось вывозить все имущество и до 5 тысяч египетских фунтов наличными деньгами, что было довольно великодушным решением, ибо в самом Египте уже ощущалась острая нехватка иностранной валюты.

Но настоящего исхода еще не было. Иностранные меньшинства в Каире вели себя по-прежнему нагло даже после революции, хотя теперь их власть распространялась только на прихлебателей и полунищих людей, существование которых зависело от иностранцев. Если же они позволяли себе грубость в отношении египтянина из среднего класса, то могли получить и пощечину. Тем не менее спортивные клубы Каира по-прежнему заполняли иностранцы, а рестораны, кафе и кинотеатры ориентировались больше на европейцев, чем на египтян.

В привилегированном положении в Каире после 1952 года вместо иностранцев оказались молодые офицеры. Насер всегда был бескорыстным и неподкупным человеком, и, по-видимому, эта черта характера немало способствовала его возвышению. Такими же были его соратники, но далеко не все. Многие старые офицеры высших рангов неожиданно превратились в богатых людей, у них появилась возможность законным путем приобрести шикарные магазины, деловые конторы и фабрики, с которыми пришлось расстаться европейцам.

На некоторое время офицерство стало «элитой» египетского общества, а ведь совсем недавно, до революции, армию считали слабым местом правящего класса. Почти все египтяне относились к военным с подозрением и недружелюбием, за исключением молодых офицеров, которые верили, что именно армия освободит страну. Так офицер стал могущественной фигурой в Каире, достойной того, чтобы ему льстить, предлагать взятки, стараться выдать за него дочь. Многие молодые офицеры заняли место тех самых богатых сынков и феодальных политиканов, которых они намеревались устранить. Тип офицера-бизнесмена, появившийся в это время, оставался опасным фактором в жизни Египта до 1967 года, когда многие из них были арестованы и дискредитированы после поражения в июньской войне.

Вполне естественно, что офицеры теперь появлялись в фешенебельных клубах, в частности в Гезире — этом старом храме английских снобов. Здесь слышались голоса молодых египетских офицеров, сменивших турецкую феску на фуражку и развлекавшихся так, как им диктовали вкусы их класса, их культура и возраст. Это действовало на нервы тем, кто привык к развлечениям в английском стиле. Почти незаметно армейские офицеры начали селиться в фешенебельных квартирах, о которых раньше они не могли и мечтать. Хотя армия воспользовалась своим новым положением и привилегиями, милитаристского духа в Каире не было заметно, и город не ощущал, что им правят военные. Милитаризм никогда не был присущ Каиру.

Основой египетской экономики оставался капитализм. Казалось, что Насер не возражает против капитализма. Его интересовала не идеология, а та система — как бы ее ни называли, — которая поможет Египту стать на ноги. Поэтому между 1952 и 1956 годами он склонялся к мысли, что лучшей альтернативой феодализму будет скорее система контролируемого капитализма, а не социализм. Египтян убеждали вкладывать деньги в прибыльные предприятия, а высокие дивиденды всемерно поощрялись. Таким образом, до 1956 года Каир был городом капиталистическим. В нем было много иностранных автомашин и товаров из Европы. Одежда выглядела так, будто ее только что доставили из Лондона, Парижа и Рима, а египетские сибариты хранили традиции европейской кухни.

Аграрная реформа 1952 года косвенно способствовала строительному буму в Каире, ибо крупные землевладельцы поняли, что расходовать накопленные деньги на покупку земли больше не удастся, а в банках они могут просто «сгнить». Поэтому помещики энергично взялись за строительство доходных жилых домов и зданий для учреждений. Они получали примерно 25 процентов прибыли от таких капиталовложений, так как расходы на строительство были низкими, а арендная плата довольно высокой. За эти первые четыре года некоторые районы Каира стали неузнаваемы.

В результате подобного попустительства частным предпринимателям создавалось впечатление, что настоящей революции и не было, что власть просто перекочевала из одних рук в другие. Экономические эксперты с гарвардским и лондонским образованием подсказали Насеру, что и при капитализме необходимо определенное планирование — не только для крупного строительства, как Асуанская плотина, но и в области производства горючего, удобрений, химических продуктов, вооружения, цемента, транспорта и т. д. Нуждаются в планировании даже сами деньги, а также капиталовложения, импорт и экспорт. И если в будущем индустриализованный Египет надеется вовлечь в производство широкие слои неработающего населения, то понадобятся определенные формы государственного контроля и государственных капиталовложений. Рассмотрев один план за другим, Насер пришел к выводу, что без планирования, рассчитанного на долгое время вперед, ему не возродить свою бедную страну. Так Каир стал центром и штаб-квартирой десятков новых организаций, взявшихся за перестройку египетской экономики.