Книга Легенды мировой истории - Карина Кокрэлл

— И, конечно, Дорестад, Людвиг? — осведомился Харальд. С сарказмом, ибо ответ был всем известен заранее. Дорестад уже давно был их городом и платил дань им.

Король сделал вид, что чуть колеблется и что у него действительно есть выбор.

— Вот как договоримся, угощу тебя вином моих добрых рейнских виноградников, — добавил Харальд.

Король чуть поморщился:

— Да уж вино из Дорестада, говорят, и вправду доброе. Ну так уж и быть: бери под опеку и Дорестад. Я пришлю тебе своих людей — помочь возвести укрепления на берегах от… пиратов.

— В Дорестаде уже устроены укрепления от… пиратов, Людвиг.

Это действительно так и было. Русы и жители Дорестада свозили лес и вбивали сваи у речных берегов. Работа была долгой, тяжелой и грязной. Но эти сваи, незаметные под водой, запросто могли пропороть днище драккара. Только рулевые «рус» знали на память, где и в каком порядке они вбиты и как подойти к Дорестаду так, чтобы их избежать. «Чужие» пираты, потеряв так несколько лонг-ботов, больше к городу не совались.

— Вот как, викинг? В Дорестаде уже есть защита? Что ж, тем лучше, — сказал король. Он говорил на языке франков, который был хорошо понятен людям норе. Так стали пираты «рус» маркграфами и официальными вассалами франкского короля.

Ну и попойку они после этого устроили! Рюрик напился первый раз в жизни, и так плохо ему редко потом бывало.

В дорестадском медхусе чадили обмотанные паклей факелы. И пьяный Горм Скьольдунг вскочил тогда и закричал на Харальда, что Харальд, наверное, теперь — слабак, что он должен был убить короля франков, когда мог это сделать! Харальд грустно покачал головой, а потом молниеносно метнул в него нож, и тот вонзился Горму прямо в шею. И пока Горм хрипел, умирая, невозмутимо ответил ему, что если бы он убил короля франков, то это принесло бы «рус» гораздо больше вреда, чем пользы. И продолжил обгладывать баранье ребро. И никто больше не задавал никаких вопросов, потому что «рус» доверяли Харальду: на то он и конунг, чтобы знать, кого убивать, а кого оставлять в живых. А Горм уж, конечно, так и не попадет в Валхаллу: Один не берет туда тех, кто из гордыни говорит так против своего конунга, тем более родича.

Харальд с легкостью согласился на единственное условие Людвига Благочестивого — креститься. И непременно в Аахенском соборе. В Дорестаде тоже была церковь, где молились местные христиане. Правда, всю бесполезную, хоть и красивую, и ценную золотую и серебряную утварь, какую все христиане так любят собирать в церквях своего бога, викинги уже давно из нее вынесли, переплавили и продали, оставив священникам только парочку совсем уж необходимых предметов, но креститься можно было бы и там.

Однако Людвиг Благочестивый настаивал на крещении именно в Аахене, за что пообещал новые кольчуги, щиты, оружие — все что пожелают. И даже говорил, что без крещения их договор нельзя записать на пергаменте, а без этого у договора не может быть полной силы. Рюрик тогда рассмеялся: договор им принесли мечи, так неужели в них меньше силы, чем в знаках, нацарапанных на скобленой телячьей коже?! Но Харальд отнесся к этому с неожиданной серьезностью. И Рюрик понял, что брат верит в силу франкских знаков. И тоже поверил, что есть в них сила. Потом в Дорестад пришли монахи из Аахена и говорили им о боге, которого где-то очень далеко, на высокой горе, непонятно за что казнили на деревянных перекладинах, сделав ему что-то вроде «кровавого орла».

А может, принесли в жертву. Рюрик тогда ничего этого не понимал и не очень монахов слушал. Раз это был всемогущий бог, как они говорят, то как он дал такое с собой сотворить? А если дал, значит, был слабым, и тогда говорить о нем нечего. А вот значкам на пергаменте Рюрик и Ингвар выучились. Харальду они не давались, слишком уж их было много, чтобы запомнить, а чтобы изображать их — и говорить нечего! Рука у Харальда загрубела от меча, а работа нужна была кропотливая, вроде как девичье вышивание. Харальд сказал: учитесь, чтобы договор королевский можно было самим прочесть: мало ли что он там нацарапает!

В Аахен они отправились, когда уже стала желтеть листва на ясенях. Шли на драккарах всей дружиной, вооруженные до зубов, готовые к любым неожиданностям. Но река аахенская, Ворм, обмелела и стала просто канавой — пришлось оставить драккары под охраной в другой реке, поглубже, а в Аахен, столицу Людвига, идти пешими. Дружине все это очень не понравилось — думали, король заманивает их в западню. Даже Рюрик, хоть и совсем мальцом был, а знал, что в открытом поле против франкской конницы им не устоять. Потому они шли, по-птичьи вскидываясь на каждый звук и держа ладони поближе к рукояткам мечей. Так они и не поняли тогда, почему Людвиг не устроил им засады на пути в Аахен. Но Харальд был спокоен. Он словно знал, что этого не случится.

Бывали они и раньше в церквях — когда грабили их, конечно. И в очень красивых церквях. Но Аахенский собор, где великий конунг и король франков Карл похоронен, поразил тогда Рюрика больше всего. А Харальд, оглядывая убранство собора, сказал: «Вот какая она, их Валхалла…»

Мальчишки, такие же как и он со Ингваром, но одетые во все белое, непонятно пели красивыми голосами. А на потолке высоком, сводчатом были звезды нарисованы золотом и лица их богов. Красивые лица, но не по себе ему было — смотрели они прямо на него, будто укоряли за что-то. Поэтому старался он глазами с ними не встречаться. Свечи горели везде… И как только строят они такие высокие дома для своего бога? И камни так высоко поднимают… Значит, хоть и мертвый, и слабый, а дает он им силу.

А потом все вышли из собора — и мальчики поющие, и священники в золотых платьях — и пришли к реке. К той самой, чуть шире канавы. Там викингам сказали всем раздеться до исподнего и оружие оставить на берегу. Тут уж Харальд подступил к Людвигу и сказал, что меча своего он не оставит никому. И дружина загомонила и креститься уже отказывалась. Но священник в высокой, наподобие шлема, шапке сказал, что мечи можно оставить при себе, меч — оружие благородное, с ним креститься можно. Тогда все в исподнем, но перепоясанные мечами, пошли в реку. Вода была теплой-теплой, как молоко только что из вымени. Священник сказал, что в этой реке бьют горячие ключи и потому вода ее — священная и целительная. Кто из дружины был помоложе, да и Рюрик с Ингваром, стали смеяться, плескать друг на друга, как при купании, но священник, который тоже прямо во всем облачении с ними в воду вошел, читая распевно молитву, прекратил читать и закричал на них на всех, что это не шутовство, а таинство, и попадут они за свои смешки в котел огненный, куда те крещеные попадают, кто Бога не чтит. Про огненный котел «рус» первый раз услышали.

А священник тогда крест поднял над головой и стал говорить, что вот теперь те, кто плохое замыслит против конунга Людвига или другого крещеного, или против храма Божьего, попадет прямиком в котлы огненные, подземные, где будут варить их вечно, пока языки их и глаза не сварятся. Мокрая дружина опять стала ругаться на чем свет стоит по-северному и из речки Ворм выходить: креститься совсем уж никто не желал. Но сказали им — и конунг франков, и священники в золотых облачениях, что теперь поздно уже: раз в священную реку входили, Бога христианского тем и признали. А о Валхалле своей, и об Одине поганом, и о Фрее непотребной — всем теперь забыть, как и не знали вовсе. И на берегу певчие мальчишки опять запели. А в камышах птица закричала противным голосом.