Книга Почему существует наш мир? - Джим Холт

Однако остается еще более серьезное возражение против аксиархической теории Лесли. Почему потребность в добре должна породить бесконечное сознание (или вообще что бы то ни было)? Другими словами, почему «должен существовать» подразумевает «в самом деле существует»? В реальном мире ничего подобного не наблюдается. Если несчастный ребенок умирает от голода, то было бы хорошо, если бы вдруг появилась чашка риса, чтобы спасти его от смерти. Тем не менее мы ни разу не видели, чтобы чашка риса появилась перед ребенком из ниоткуда. Почему же целый космос должен вести себя по-другому?

Когда я высказал это возражение, Лесли протяжно вздохнул.

– Люди, подобные мне, те, кто согласен с Платоном, что Вселенная существует, потому что она должна существовать, вовсе не утверждают, что абсолютно все этические требования удовлетворяются. Мы признаем, что не все бывает гладко. Если вам нужен упорядоченный мир, устроенный по законам природы – а это очень интересный и элегантный способ устройства мира, – нельзя материализовывать чашки с рисом из ниоткуда. Более того, сам факт, что у ребенка нет чашки риса, очень даже может быть следствием неправильного использования данной людям свободы, ведь нельзя иметь добро в мире, где действующие лица обладают свободой принимать собственные решения, если не предоставить им также свободу принимать неверные решения.

– Я так понял, что потребности в добре могут противоречить друг другу, причем некоторые из них способны перевешивать. Но почему вообще добро должно воплощаться? Чем оно отличается от, например, красноты? Краснота, совершенно очевидно, неспособна воплощать себя – в противном случае все вокруг было бы красным.

– Ричард Докинз однажды выдвинул то же самое возражение. Он спросил у меня, каким образом такая чепуховая концепция, как добро, способна объяснить существование мира? Точно так же можно взывать к «Шанели номер пять»! Я не считаю, что добро подобно другим качествам, прилагаемым к вещам, вроде аромата или слоя краски. Добро – это необходимое существование, в очень нетривиальном смысле. Только тот, кто сумеет это понять, достиг первой ступени в понимании того, что такое этика.

Представьте себе что-нибудь очень хорошее – например, прекрасный и гармоничный мир, в котором избыток счастья. Если такой мир воплотится, то его существование будет обусловленно этической необходимостью. Именно в этом состоит суть идеи Платона: вещь может существовать, потому что ее существование обусловлено добром. Связь между добром и необходимым существованием не логическая, но тем не менее она необходима – по крайней мере, так считают сторонники Платона вроде Лесли. Мы можем быть не в состоянии осознать, почему это так. Мы обычно думаем, что ценность способна вызвать к жизни Нечто только с помощью некоего механизма – как выразился Лесли, «с помощью некой комбинации, возможно, через движение поршня, притяжение электромагнитных полей или людей, прилагающих усилие воли». Однако подобный механизм никогда не сможет объяснить существование мира. Он неспособен объяснить, почему существует Нечто, а не Ничто, потому что является частью Нечто, которое нужно объяснить. Учитывая ограниченность нашего понимания, мы удовлетворяемся простым пониманием, что этическая потребность и созидательная сила указывают в одном направлении – в направлении Бытия. Идея Платона о необходимой связи между ними не является неоспоримой логической истиной, однако и к абсурду не приводит – во всяком случае, так утверждает Лесли.

Я предложил ему подумать о материи с другой точки зрения: даже если абстрактная потребность в добре сама по себе не обеспечивает убедительную причину существования космоса, то, по крайней мере, она дает некоторую причину. А в отсутствие противоборствующей силы – то есть причины, противящейся существованию мира, – одного лишь добра вполне может оказаться достаточно для уверенной победы Бытия над Небытием. Ведь с физической точки зрения Вселенной ничего не стоит ее полная энергия, то есть негативная гравитационная энергия, уравновешенная позитивной энергией, запертой в материи, равна нулю.

Лесли понравилось это рассуждение.

– В отсутствие разрушительной силы, сопротивляющейся существованию вещей, любая весомая причина для их существования с большой вероятностью приведет к их воплощению. Можно придумать некоего демона, который против бытия, но тогда возникает вопрос, откуда этот демон взялся? – сказал он.

– А как насчет Хайдеггера? Ведь он же верил в абстрактную разрушительную силу – в Ничто, которое «ничтит»?

– Может быть, он в это верил, а я не верю, – ответил Лесли. – Если вы почитаете Хайдеггера внимательно, то он очень туманен в вопросе бытия. Однако теолог Ханс Кюнг истолковал Хайдеггера в том смысле, что слово «Бог» является лишь обозначением творческого этического принципа, производящего мир. Так что Хайдеггер вполне может быть на стороне Платона и Лесли!

Сам Лесли, несмотря на все теологические разговоры о «божественных сознаниях», не особо симпатизирует традиционной концепции Бога.

– Если я прав, – говорит он, – то существует бес численное множество бесконечных сознаний, каждое из которых знает абсолютно все, что стоит знать. Если угодно, можно каждое из них назвать «Богом» или можно сказать, что Бог – это все бесчисленное множество со знаний. Или даже можно считать, что Бог – это просто абстрактный принцип, на котором они основаны.

Я вспомнил слова православного философа Ричарда Суинберна. Бог не может быть абстрактным принципом, настаивал Суинберн, когда я беседовал с ним в Оксфорде, потому что абстрактный принцип не может страдать. А когда мы страдаем, наш Создатель обязан страдать вместе с нами – так же, как родитель обязан страдать вместе с ребенком. Мир не был бы таким хорошим, если бы не был создан Богом, разделяющим наши страдания, – так считает Суинберн. А абстрактный принцип страдать не может.

Лесли протяжно хмыкнул.

– Похоже на аргумент в пользу существования Верховного мазохиста. Мне трудно согласиться с утверждением, что увеличение страдания делает мир лучше. И это относится к значительной части христианской доктрины: Джонс совершает преступление, а зло искупается путем распятия Смита, и всем становится лучше.

Возможно, Лесли больше склоняется к пантеизму, по примеру Спинозы, у которого Бог не является действующей персоной, подобно традиционному божеству иудаизма и христианства. Спиноза скорее приравнивает Бога к бесконечной, самосоздающейся субстанции, включающей в себя всю природу.

– Многие считают, что Спиноза говорил вовсе не о Боге, и называют его атеистом, – ответил Лесли. – Если угодно, назовите меня атеистом, мне все равно. Слова «деизм», «атеизм» и «Бог» настолько затасканные, что практически потеряли смысл. Какая на самом деле разница? Впрочем, я действительно считаю себя сторонником Спинозы по двум причинам. Во-первых, я думаю, что Спиноза был прав и мы всего лишь крохотные области в бесконечном сознании. И я согласен с ним в том, что материальный мир, мир, описываемый наукой, является структурой божественной мысли. Однако я также считаю, что сам Спиноза в действительности был платонистом. Разумеется, это не совпадает с общепринятой точкой зрения. В «Этике» Спиноза доказывает, что мир существует в силу логической необходимости. Но «Этика» не лучшая книга Спинозы. Его лучшая книга – более ранний «Краткий трактат о Боге, человеке и его счастье», где он довольно отчетливо высказывает мнение, что именно ценность создает все сущее – что мир существует, потому что это хорошо. К тому времени, как он принялся за написание «Этики», он хотел доказать все в стиле геометрии, поэтому дал «логическое» (хотя и не очень убедительное) доказательство существования бесконечной субстанции. Последовательность – это добродетель ограниченного ума, а Спиноза был великим мыслителем, поэтому он постоянно непоследователен.