Книга Прогулка по лесам - Билл Брайсон

Каким-то образом я уже об этом догадался, хотя даже не мог вывести число с точностью до одной сотой. Я достаточно хорошо разбирался в погодных условиях, так как подвергался их самому непосредственному воздействию. Особенно интересно было, что у этого человека не было ни рюкзака, ни непромокаемых штанов, на нем были надеты лишь шорты и кроссовки. Если бы погода резко изменилась, как это часто случается в Новой Англии, он бы, скорее всего, умер, но главное, что у него был прибор, который в этом случае смог бы сообщить ему, какая точка выпадения росы станет для него последней.

Назовите меня утомительным старым пердуном, но я ненавижу технологические навороты на тропе. Некоторые путешественники, как я читал, таскают с собой ноутбуки и модемы, чтобы отсылать ежедневные отчеты семье и друзьям (если вы подумываете поступить так же, то вот вам новость: людей не слишком волнуют эти отчеты. Нет, не так. Они вообще никому не интересны). И теперь на тропе все чаще можно обнаружить людей с электронными примочками, подобными монитору «Энвиро» или с сенсорами пульса, прикрепленными шнурами к их запястьям. Такие ребята выглядят так, будто вышли на тропу прямо из какой-то клиники, занимающейся нарушениями сна.

В 1996 году в Wall Street Journal появилась роскошная статья о бесполезности приборов спутниковой навигации, мобильных телефонов и прочих устройств в дикой природе. Все это высокотехнологичное оборудование, как оказалось, привлекает в горы людей, которым не под силу преодолеть намеченный путь. В национальном заповеднике Бакстер в Мэне, как было сказано в журнале, один путешественник вызвал подразделение национальной гвардии и попросил их прислать за ним вертолет, который забрал его с горы Катадин, потому что он устал от ходьбы. Тем временем на горе Вашингтон «две очень настырные дамочки», как их охарактеризовал один из местных служащих, позвонили в главный центр горного патруля и заявили, что не могут пройти последние два с половиной километра до вершины, хотя до захода солнца оставалось еще целых четыре часа. Они потребовали, чтобы за ними послали спасательную команду, чтобы отнести их обратно в машину. Им было отказано. Несколько минут спустя они позвонили снова и потребовали, чтобы спасательная команда доставила им фонари. И настырные дамы снова получили отказ. Через несколько дней поступил звонок от еще одного покорителя горных вершин, который попросил, чтобы за ним выслали вертолет, потому что он на день выбился из графика и боялся, что пропустит важную деловую встречу. В статье также описывалось несколько человек, которые потерялись даже со спутниковой навигацией. Они смогли назвать спасателям свои координаты: 36.2° к северу и 17.48° к западу или что-то вроде того, но, к сожалению, не имели понятия о том, что это значило, так как не взяли с собой ни карт, ни компасов, ни, по всему видимому, мозгов.

Мой новый друг на Страттоне, как я понял, мог бы присоединиться к их клубу. Я спросил его, безопасным ли будет мой спуск при солнечной радиации в 18,574 балла.

– О да, – честно ответил он мне. – Сегодня очень мала вероятность солнечного облучения.

– Слава богу! – воскликнул я, тоже честно. И оставил и его, и гору.

Так я продвигался по территории Вермонта, совершая ежедневные приятные прогулки, без каких-либо электронных устройств, но с едой, заботливо приготовленной и упакованной моей женой. Точно такие же свертки она делала для меня каждый вечер перед тем, как я вышел на пенсию, и оставляла их на верхней полке холодильника. Каждое утро я вставал на рассвете, клал свой обед в рюкзак и отправлялся в Вермонт. Я припарковывал машину и шел к высокой горе или через несколько зеленеющих холмов.

В определенный момент дня, когда я чувствовал особое расположение, что обычно случалось около одиннадцати утра, я присаживался на камень или бревно, доставал свой обед и принимался рассматривать его содержимое, приговаривая: «Печенье с арахисовым маслом. Обожаю!», или: «Ох, ну вот, снова мясо», после чего благополучно съедал все в сытной тишине, думая обо всех горных вершинах, которые покорил вместе с Кацем, где мы бы поубивали друг друга за кусочек такого блаженства. После этого я собирал оставшийся мусор, бросал его в рюкзак и снова отправлялся в горы, пока не наступало время возвращаться домой. Таким образом я провел последние дни июня и первую половину июля.

Я взобрался на гору Страттон и гору Бромли, на скалу Проспект и на пики Спрюс и Бейкер, добрался до озера Гриффит, залез на гору Уайт-Рокс, на холм Баттон, взошел на вершину Киллингтон, побывал в Национальном лесном парке «Гиффорд», на горе Куимбли, а также на холме Фистл, после чего благополучно завершил все это семнадцатикилометровой прогулкой от Западного Хартфорда до Норвича. Этот путь вел меня мимо хижины «Веселый Холм», самого старого убежища на Аппалачской тропе и, возможно, наиболее милого и живописного местечка. Кстати, вскоре после этого его полностью разобрали местные работники туризма. Город Норвич известен тремя вещами: за свое имя (которое произносилось как «Норрич», прежде чем его в пятидесятых годах прошлого века захватили чужеземцы); за то, что именно этот город вдохновил Боба Ньюхарта на создание собственного телевизионного шоу (того самого, в котором он играл владельца гостиницы, а все постояльцы были очаровательно дебильны); а еще за то, что здесь находился дом великого Алдена Партриджа, о котором никто никогда не слышал, хотя, конечно же, вы его знаете.

Партридж родился в Норвиче в 1755 году и был настоящим фанатом походов, а возможно, даже первым человеком, который проходил пешком большие дистанции, просто потому, что это доставляло ему удовольствие. В 1785 году его назначили суперинтендантом военной академии «Вест-Пойнт» в беспрецедентно раннем возрасте тридцати лет. Затем у него случились какие-то разногласия с местными, и он переехал обратно в Норвич, где основал институт-соперник – «Американскую литературную, научную и военную академию». Затем он ввел в обращение термин «физическая подготовка» и заставил своих напуганных юных подчиненных совершать быстрые заходы километров на 50–55 по соседним горам. Время от времени он уходил в долгие и амбициозные одиночные походы. Обычно он проходил километров сто восемьдесят по горам от Норвича до Уильямстауна в штате Массачусетс (примерно этот же путь я совершил чуть в менее напряженном темпе), затем Партридж бодро шагал вверх по горе Грейлок и возвращался домой. Весь путь туда и обратно занимал у него всего четыре дня. При этом не стоит забывать, что в то время здесь еще не было удобных тропинок или дорожных указателей. Таким же образом он покорил практически все вершины Новой Англии. Где-то в Норвиче должна была находиться его памятная доска, которая должна была бы вдохновлять тех немногих матерых путешественников, которые, достигнув этой точки, упорно продолжают идти на север, но, к сожалению, здесь вы ее не найдете.

Норвич находится примерно в миле от реки Коннектикут, недалеко от переброшенного через нее в тридцатых годах прошлого века симпатичного и, скажем так, довольно простенького моста, который ведет к штату Нью-Гэмпшир и к городу Ганновер, расположенному на противоположном берегу реки. Когда-то дорога, ведущая от Норвича до Ганновера, была мягко извивающейся, зеленой, двухполосной дорогой, а скорее даже – той спокойной, притягательной проселочной тропой, которую надеется найти каждый путник, идущий из одного города в Новой Англии в другой. Затем какие-то дорожные власти или кто-то еще решили, что будет просто замечательно построить между городами большую скоростную трассу, чтобы люди смогли пересекать два километра, разделяющих Норвич и Ганновер, на целых восемь секунд быстрее и не изнывать в ожидании, если кто-то впереди хотел свернуть на соседнюю дорогу, потому что отныне здесь повсюду будут дороги для разворота – настолько широкие, что по ним мог бы проехать грузовик, тянущий за собой ядерную боеголовку и одновременно пытающийся не выехать на обочину и не остановить жизненно важный поток машин.