Книга Со стыда провалиться - Робби Робертсон

Подобный, а то и более унизительный опыт пришлось пережить каждому. (Я знаю одного поэта, который преодолел огромное расстояние, прилетев на Средний Запад из Сан-Франциско, чтобы почитать свои стихи в пустом зале.)

Перенесемся в октябрь 1995 года, Чикаго. Я имел глупость написать цикл из пяти песен для гипотетической оперы, автором которой мог бы стать Джеффри Дамер — серийный убийца, садист и каннибал. Я решил, что если Шекспир взялся показать такого человека в «Макбете», я могу попытаться сделать то же самое с Дамером.

Еще большей глупостью с моей стороны было прочесть все пять песен в самом начале выступления. Как только я закончил, несколько пожилых женщин, сидевших в первом ряду, одновременно встали и двинулись к выходу.

— Прошу извинить, леди, если огорчил вас, — обратился я в спину старухам, вереницей поднимавшимся по ступенькам, — но если бы я написал поэму от лица Юлия Цезаря или Наполеона, вам бы и в голову не пришло оскорбиться. А ведь они убили миллионы людей! Джеффри Дамер хотя бы получал удовольствие от своих жертв. (Я так и сказал, или мне кажется, что я так сказал. Где-то на пленке есть запись.) Старухи молча поднимались по проходу, и, покидая зал, ни одна из них даже не обернулась. Они запомнились мне совершенно одинаковыми, как старики в бредовых видениях Бодлера — одного и того же возраста. (Полагаю, на самом деле они были моложе меня — тогда мне уже перевалило за шестьдесят.) Может, они знали, что я прочту эти неприятные для слуха стихи, уже вышедшие в печати три года назад, и поэтому нарочно уселись в первом ряду, чтобы затем демонстративно удалиться и тем самым преподать мне урок? Или ваши чувства были спонтанны, Чикагские Матроны? Похоже, моя фраза насчет удовольствия только все испортила. А может, это вовсе и не унизительно, а, наоборот, хорошо, что мне удалось наконец кого-то оскорбить, после того как я безуспешно пытался сделать это всю свою жизнь.

С другой стороны, вполне возможно, что им просто-напросто стало скучно.

Алан Уорнер
Британская читающая публика

Писать на английском — самая изощренная пытка из всех, что были изобретены для наказания за грехи, совершенные в прошлой жизни.

Британская читающая публика — лучшее тому доказательство.

Джеймс Джойс

Некоторое время назад мы с женой переехали в новый район. Вскоре после переезда раздался непривычный сигнал домофона. К нам заглянули соседи: они принесли бандероль, которую не смог доставить почтальон. Средних лет, энергичные, приятные люди, они поспешили сообщить, что собираются купить дом, а пока снимают квартиру. Соседи мне понравились, хотя меня слегка удивило, что они вдвоем решили занести такую маленькую бандероль.

К моему ужасу, мужчина произнес:

— Мы слыхали, вы писатель?

— Как интересно! — подхватила его супруга.

Проболтался наш общий домовладелец. Доказывая свою относительную кредитоспособность, я был вынужден сказать правду о моем сомнительном ремесле.

Следующие дней десять мы перебрасывались обычными любезностями, случайно встречаясь у передвижного мусорного бака, да порой кивали друг другу из окна автомобиля. Но однажды вечером снова послышался зуммер домофона. От неожиданности я так и подскочил. Я спокойно сидел себе дома и потягивал пиво, отдыхая после трудного дня в пабе, где уже пропустил несколько кружечек. Это снова были наши соседи, и опять с посылкой. Я сразу узнал картонную упаковку интернет-магазина «Амазон». Под ложечкой у меня засосало, но я пригласил соседей в прихожую, решив, что дальше их не пущу.

— Вы, должно быть, так заняты! Мы кое-что принесли и просто хотели, чтобы вы по-быстренькому дали нам автограф.

Я тут же замахал руками — «ну что вы, зачем». Внутри лежали мои книги, целая коробка! Если, как они говорят, им интересно!.. Мои «ну что вы» и «зачем» вовсе не были проявлением ложной скромности. Причина отчасти заключалась в том, что в моем последнем романе присутствовала длинная и подробная сцена, в ходе которой мужчина мочится в рот своей юной, сексуальной партнерше. Я уже представил, что встречи с соседями у мусорного бака в ближайшем будущем станут более натянутыми, и не без самодовольства подумал, что скоро по нашей улице пролягут оборонительные рубежи благопристойности. Теперь я понимаю, что, наверное, именно это и побудило меня совершить ошибку. Я снял колпачок со своей старой, верной ручки.

Непосвященные всегда подставляют для автографа внутреннюю сторону обложки, тогда как по правилам книгу нужно подписывать на второй странице справа, под фамилией автора, там, где указано «Алан Уорнер», чуть выше названия романа. Широко улыбаясь, сосед торжественно протянул мне книгу. Я прочел: «Алан Уорнер. Блюзовые гитарные соло без труда». Дорогой Читатель, это творение не выходило из-под моего пера.

Не чувствуя себя оскорбленным по-настоящему, я все же испытал постыдный укол задетой гордости, такую же смутную злость, которую ты пытаешься подавить или добродушно стряхнуть с себя всякий раз, когда в книжном киоске аэропорта не оказывается твоих романов. Я также ощутил ничем не оправданную неприязнь к своему несчастному тезке. По правде говоря, мне уже доводилось слышать об Алане Уорнере II. Друзья, которые заказывали мои книги через Интернет, наталкивались на его имя. Будучи в свое время изгнанным из нескольких молодежных рок-групп за неумение играть на гитаре, я сразу оценил издевательскую иронию судьбы. Итак, я держал в руках книгу Алана Уорнера II. По-хорошему, мне следовало сказать соседям правду и посмеяться над недоразумением. Но как же я признаюсь, что не имею никакого отношения к авторству, если они потратили время, чтобы сделать заказ и уже заплатили деньги? Это означало бы для них нескончаемую мороку с возвратом. Кроме того, соседи были очень милыми людьми; они не судили меня по моим книгам, их завораживал уже один тот факт, что я вообще что-то написал. В конце концов, какая разница? Вдобавок я получал дополнительное преимущество: до тех пор, пока соседи считают меня автором самоучителя игры на гитаре, им не придется спотыкаться взглядом на трехэтажных ругательствах, живописаниях естественных отправлений и буйных сексуальных оргий, роняя чашки из китайского фарфора на пол причудливо обставленной гостиной.

Ко всему прочему, я нашел одно необычное и забавное оправдание из собственной биографии. Еще раньше я написал роман на ту же самую тему плагиата! Я почувствовал себя Раскольниковым.

Уверенным росчерком пера я поставил свою подпись под чужой фамилией. Ну, не совсем чужой. В следующую секунду меня пронзила страшная мысль: а вдруг где-нибудь на страницах книги втиснуто фото автора? Соседи совершенно не проявляли интереса к сделанной мною надписи и бойко обсуждали тему раздельного сбора мусора для вторичной переработки, поэтому я притворился, что изучаю оформление книги, и, небрежно перелистав страницы, заглянул на заднюю обложку. Исходя из сферы компетенции Алана Уорнера, я был готов к худшему. Я ожидал увидеть человека с болезненно-впалыми щеками и «конским хвостом», в сдвинутой на затылок фетровой шляпе с перьями редких птиц. Или мрачного типа с проколотыми ушами, носом, губами, бровями и бог знает чем еще. Я уже думал, что и мне придется таким же образом изменить свою внешность, чтобы жить со своей ложью, но — ура! Фотография автора отсутствовала. Среди других работ мистера Уорнера значилось пособие «Гитарные рифы в рок-музыке», учебник под зловещим для всех соседей названием «Хеви-метал: стили игры на гитаре», самоучитель с броским заголовком «Сто импровизаций для соло-гитары» и солидное издание «Гитарные вступления в композициях „Битлз“». А что, если соседи подходят к делу издалека и просто подбираются ко мне с просьбой не включать усилитель на всю катушку? Но они продолжали оживленно болтать, и я решил, что совсем не зазорно, когда тебя путают с мистером Уорнером, явно суперклассным гитаристом.