Книга Перебежчики из разведки. Изменившие ход "холодной войны" - Гордон Брук-Шеферд

Левченко, которому было тогда 38 лет, всю свою профессиональную жизнь готовился для выполнения одной задачи в одном районе мира. Отец его был ученым-химиком, возглавлял отдел в военном НИИ, получил там офицерское звание и закончил жизнь генерал-майором. Его мачеха (первая жена ученого-химика, еврейка, умерла при родах, когда Станиславу было три года) была детским хирургом. Так что он происходил не из рядовой семьи, и будь его отец человеком не столь строгих принципов, они не жили бы в комнате коммунальной квартиры вместе с семью другими семьями. В 1958 году Левченко поступил в Институт Азии и Африки при МГУ, где изучал японский язык, литературу, историю и экономику Японии. Он заслужил репутацию прилежного ученика, а также любимца женщин. В институте он дважды вступил в брак. Первой его женой была студентка по имени Елена. Брак продержался два года. Ему запомнились леденящие душу рассказы деда Елены, в давние времена землевладельца, о времени, проведенном им в тюрьме на Лубянке в сталинские времена. Потом была студентка архитектуры Наталья. Левченко начал вращаться в московских интеллектуальных кругах. Его новый тесть был членом Академии наук СССР. И от него он многое услышал про сталинскую эпоху, многие родственники Натальи пострадали во время чисток. Рассказы родственников обеих жен сыграли свою роль в конечном выборе Левченко расстаться с режимом.

Но в течение пятнадцати лет после окончания в 1964 году вуза Левченко в различных ипостасях старательно служил этому режиму – все время на основе использования японского языка. На последнем году обучения он три месяца плавал на патрульных судах в Японском море – помогал в допросах задержанных японских рыбаков. В результате после окончания института он попал на скучную работу в Министерство рыбного хозяйства СССР. С этой работы его вытащили через год, когда предложили работу в Советском комитете защиты мира – организации, руководившей деятельностью Всемирного совета мира. Еще через год он стал работать в Советском комитете стран Азии и Африки организацией, целью которой было манипулировать странами «третьего мира» в интересах борьбы с Западом под руководством Международного отдела ЦК КПСС. Одной из его важнейших задач тогда было ведение пропаганды против войны во Вьетнаме и против, конечно, американцев. Левченко позднее писал, что частью этой кампании было склонение американских военнослужащих, проходивших лечение в Японии, к дезертирству с последующей переброской на японских рыболовецких судах в советские территориальные воды.

В 1966 году он был призван для отбытия воинской повинности. Его направили на специальные курсы по ведению разведывательной работы в военное время. Предметом его пристального изучения был английский порт Ливерпуль. Но этот эпизод его деятельности по линии ГРУ был отклонением от его будущего курса. В 1971 году, когда он был одним из официальных представителей своего комитета, КГБ завербовало его в свое самое престижное подразделение – Первое главное управление, занимавшееся разведывательными операциями за рубежом. После обучения – от шифров до боевых единоборств – в школе внешней разведки в населенном пункте Юрлово, расположившейся в подмосковных лесах, он, старший лейтенант КГБ, был направлен на работу в московскую штаб-квартиру разведки. Естественно, по Японии. Для начала ему передали дела на два десятка агентов из всех слоев японского общества, работавших на Советский Союз. Он вступил в соблазнительный мир привилегий. Его зарплата и прочие выплаты составляли более 300 рублей в месяц – примерно вдвое больше того, что получал ученый, учитель или инженер. К этому приплюсовывались 120 рублей Натальи, архитектора-дизайнера, а от её родителей они унаследовали двухкомнатную квартиру.

К этому времени Левченко уже успел увидеть, какие блага может предложить мир за пределами Советского Союза. Его работа в Комитете солидарности позволила ему съездить на конференции в несколько столиц «третьего мира», включая космополитический Каир в 1971 году. Между 1966 и 1974 годами, когда он выехал в командировку по линии КГБ, он не менее двенадцати раз выезжал за рубеж с советскими делегациями. Сотрудник КГБ превращался в корреспондента журнала «Новое время». Решением Политбюро 12 из 14 зарубежных корпунктов этого журнала были отданы КГБ. В феврале 1975 года в один из таких корпунктов – в Токио – выехал и Левченко.

Его первые часы в новом статусе зарубежного сотрудника разведки получились с горьковатым привкусом. Вместо того чтобы после длительного перелета через семь часовых поясов отдохнуть в отличной гостинице, каких много в Токио, он обнаружил, что для него с женой нашли дешевую, где номера сдавались на почасовой основе для клиентов без багажа. Первый вызов в резидентуру КГБ на десятом этаже огромного советского здания не поднял духа. Резидент, генерал-майор Дмитрий Ерохин, ограничился несколькими дежурными фразами: поздоровался, сказал, что от него ждут отличных успехов, и отпустил. Его непосредственным начальником по линии «ПР» – политическая разведка – (он ведал также активными мероприятиями) был подполковник Владимир Алексеевич Пронников, крестьянский сын, коренастый, экспансивный и куда опасней резидента. Жил он по-спартански и работал как черт. Пронников сказал Левченко, что всё знает про его личную жизнь – от пуделя-медалиста до красавицы-жены. Пронникову суждено было стать смертельнейшим врагом Левченко.

Первым делом он занялся вопросами своего обустройства, причем сделать это надо было так, чтобы было и комфортабельно, и соответствовало стандартам, в которых жили западные журналисты. На средства журнала он снял и обставил мебелью большую квартиру с тремя спальнями, купил новый японский автомобиль. Он обзавелся хорошей одеждой, жена Наталья обновила свой гардероб по последней западной моде. Всё это оправдывалось оперативной необходимостью. Если к этому добавить полную свободу передвижения, то по своим условиям существования он находился в привилегированном положении, и ему завидовали те советские граждане, что жили в посольском здании, хотя там и имелись собственный бассейн, баня, теннисный корт, свой магазин и кинотеатр.

Чтобы оправдать свое привилегированное положение, Левченко должен был добиться успехов. В то время в Токио насчитывалось около трехсот советских сотрудников (включая и торговое представительство, представительство «Аэрофлота», журналистов), из которых половину составляли сотрудники КГБ и ГРУ. Во времена Левченко в этой сети оказалось около двухсот японцев, причем мало кто из них на идеологической основе, из любви к марксизму. Некоторые были втянуты на основе просто-напросто дружеских отношений (дружелюбные японцы, как считалось, весьма уязвимы с этой стороны). Большинство же были тонко куплены. Так и Левченко добился своего первого успеха.

Среди переданных ему связей для продолжения их «разработки» (человек десять с лишним) была и влиятельная фигура – член Социалистической партии Японии и депутат парламента по кличке «Кинг». Левченко втянул его в сеть, используя все три формы вербовки. Этот человек был когда-то коммунистом, что предполагало общность платформ, хотя не обязательно просоветскую направленность. Он был падок на лесть, и Левченко говорил ему, что считает его источником мудрости в том, что касается японской политики, и Левченко рассчитывает на его помощь в написании материалов в «Новое время» – без ссылки на его имя. «Кинг» был ещё более польщен, когда Левченко сообщил ему «доверительно», что его журнал является фактически органом Международного отдела ЦК и что информация, которую он как корреспондент посылает в Москву, помогает формированию политики в Кремле. Этим «признанием» Левченко убивал двух зайцев: во-первых, журналист становился больше, чем журналист, не показывая в то же время, что он разведчик, а во-вторых – японский друг верил, что таким незаметным образом он может влиять на мировые события.