Книга Время жить - Александр Лапин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он понял, зачем она звонила ему. Догадался:
– Люд! Ты хочешь жить со мной?
И она тихо ответила, отводя взгляд в сторону:
– Да!
Ночь горяча и беспощадна. Бунтует женское естество. Не дает ей уснуть. И она долго-долго лежала в темноте с открытыми глазами, пытаясь переключить свои мысли на что-то нейтральное. На бизнес, природу…
Не получалось. Она хотела его.
«Господи! Да что же это такое? Куда делись те времена, когда ничегошеньки мне не было нужно».
И ходила она гордая, как хозяйка Медной горы. Могла величаво снизойти до него. Облагодетельствовать.
Прошли те времена. Теперь стала она весенней кошкой, готовой лететь ему навстречу. Расстелиться под ним ковриком, радуясь его мужской силе и своей бабской слабости.
Ей даже чудился его запах альфа-самца. Она ждала, чувствуя в своем полусне, будто он сладко входит в нее. И вместе с горячим, упругим, желанным вливается радость, полнота, блаженство. И ей хочется втянуть его всего в себя. Втолкнуть. Отдаться.
А его нет. И в сердце пустота.
Он теперь где-то там, строит свою жизнь. А ее выкинул как ненужную вещь. Забыл на улице. Ничего-то он не понял своим примитивным мужицким умом.
У него все просто: «Предала нашу любовь!» Разве он понимал, как она тогда испугалась? Это сейчас ей понятно, какой она тогда была дурой. Как ошиблась.
«Гаденыш! Как же он ухитрился разжалобить меня! Сопли. Вопли. “Я покончу с собой!” Она раскисла. Ей показалось тогда, что она любила его. Мужа своего. И чем все это закончилось? Вернее, не закончилось. Все продолжается. Он глумится над нею, изгаляется. Вот, мол, и сильная ты, и красивая, и решаешь все сама. Да вот только уйти не смогла. И теперь сиди, жди. Дубравин-то уехал. А ты осталась в Москве».
Галка перевернулась несколько раз на кровати. Поднялась, подошла к окну. На улице было тихо. Москва спала беспробудным сном. А ей не спалось. Хотелось плотской любви. От мужа толку, как от козла молока. Давно она не была с ним. Да и радости никакой с ним не было. Поплюхаются без напора и силы. Одним словом, ни богу свечка, ни черту кочерга.
Она пыталась тогда, после разрыва, восстановить хоть какие-то отношения. Случайно или по чьей-то воле встретились они на одном отраслевом семинаре в Египте. Она ждала, что они встретятся и объяснятся. Но он почему-то поселился в другом отеле. А Варвара Чугункина с ехидцей, так, как умеют делать только вредные бабы, сказала ей: «Ты знаешь, а Дубравин приехал не один».
И всё. Она психанула. Вроде бы пыталась преодолеть себя, но куда там… Он-то появился, позвал ее. Хотел поговорить. Она даже пришла, но вся взвинченная, на нервах.
Он с кем-то разговаривал в фойе отеля. Посидела она рядом в кресле с минуту. А потом, не дождавшись, пока он закруглит свой разговор, встала и ушла. Почему? Да потому, что обида грызла ее сердце. И еще видела она, с каким жадным любопытством глазели на них окружающие.
Та же Чугункина злорадно зыркала из другого угла.
Не получилось у них разговора. Разошлись они, как в море корабли. И осталась пустота, которую ничем не не заполнить. Ни новым прикидом. Ни новой должностью.
А ребенок рос. Раньше еще могли быть сомнения, чей же он сын. Теперь сразу все понятно по этим русым волосам, по высокому лбу. Длинный, высокий мальчик, ничем не похожий на располневшего Влада. В общем, ни в мать, ни в отца, а в заезжего молодца. И мысли, тревожные мысли не покидали ее: «А правильно ли я сделала тогда, что разлучила отца с сыном? Ради собственной карьеры и интересов. Чувствую теперь, что и он, Георгий, живет в каком-то своем, недоступном мне мире, в несчастливой семье. И чувствует неладность. Как теперь все это разрулить?»
Так бывало всегда. Особенно по ночам.
«Нет, нет! – снова, в который раз, убеждала она сама себя. – Не пропала моя жизнь. Удалась. Все нормально! Все хорошо».
Невиданное дело. Кто-то шел по реке. И пел.
Песня доносилась откуда-то из-за высокого, закрывающего горизонт, поросшего лесом берега реки.
Пастух дядя Петя, тощий, мосластый, в одной майке и спортивных штанах, поднял с солдатского бушлата всклокоченную голову и даже привстал.
А старинная песня разливалась над простором, взлетала к небесам, обнимала холмы, тревожа русскую душу.
Петро оглядел свое не слишком многочисленное стадо рыжих коровок. И не выдержал. Решил подняться на холм, чтобы оттуда посмотреть – кто же это так здорово спевает на реке. По дороге к вершине вспугнул птицу. Коршун с шумом и хлопаньем крыльев взлетел с одиноко стоящего на вершине сухого дерева, поднимаясь все выше и выше, пока не превратился в точку на синем небе.
С холма пастуху открылась река, которая блестела под солнцем, рассекая бескрайний простор. Левый берег пологий – на нем заповедные леса. Правый – высокий, укрепленный опушкой деревьев – переходил в степь, где там и сям раскинулись деревеньки, села и фермы. Дух захватывало от этой панорамы русской равнины.
По петляющей ленте реки далеко-далеко внизу, словно палочки и щепочки, скользили байдарки. И в каждой сидело несколько человек, распевавших дружно и слаженно.
* * *
Дубравин – загребной. Он сидел на корме зеленой прорезиненной байдарки и ловко, но неторопливо орудовал веслом. При каждом мощном гребке вода за кормою журчала, а легкое суденышко стремительно ускорялось.
За его лодкой шли еще несколько, с двумя-тремя путешественниками в каждой. Все экипажи оделись в полосатые синие тельняшки и широкополые зеленые шляпы. В руках порхали легкие алюминиевые весла, движения которых издалека напоминали взмахи птичьих крыльев.
На переднем сиденье его байдарки, удобно устроившись в сооруженном из спального мешка «гнезде», сидела красивая женщина – Людмила Крылова. Легкий загар еще не позолотил ее белую кожу горожанки, и потому она тщательно оделась, закрыв от солнца все, вплоть до кистей рук.
Флотилия уже давно двигалась по прозрачному зеркалу реки, окаймленному пышной зеленью полей и лесов. Искали удобное место, где можно остановиться на ночлег всей регатой.
Вспомнив молодость и поразмыслив на досуге о жизни, Дубравин предложил своей команде организовать летом поход на байдарках. Он был твердо уверен в том, что такое совместное времяпрепровождение, во-первых, сплотит коллектив, во-вторых, даст возможность просто по-человечески оторваться от рабочих будней, отдохнуть на природе, слиться с нею.
