Книга Моя жизнь с Гертрудой Стайн - Алиса Бабетт Токлас

Из Австрии привозят «Воццека»[155], друзья позвали послушать. Деяния Европы оставляют меня холодной — особенно после того, как выбросили за борт Рильке. Честно говоря, предпочла бы концерт Бостонского оркестра!

Дело Бернара [Фая] меня беспокоит — здоровье его крайне плохое — финансы в плачевном состоянии — у него есть разрешение на проживание, но запрещено зарабатывать на жизнь. Примут ли его прежние издатели? Если необходимые sous[156] подоспеют, появится искушение навестить его в длинный уикенд.

Спасибо за время, потраченное для объяснения мне греческих слов и как разбираться в них самих — это делает вас идеальны учителем. Кстати говоря, в рекламе Oedipus [Rex] Стравинского говорится, что драму перевел на средневековый латинский язык месье Жан Даниэлу, а уж затем Жан Кокто перевел его на французский — вот уж русский винегрет с piquante соусом!

Да, шокирующее обстоятельство, когда всякий, кроме их авторов, делает деньги на книгах, которые будут жить — Гертруду это не удивляло, куда больше удивляло число людей, которым удается немного заработать, потому что книгу кто-то должен писать. Это справедливо и в случае книг доктора Уайтхеда. Он жил только на свою зарплату и позднее на двух пенсиях.

Да, пикассовские ощущения объемности, пространства света рождаются вместе с его объектом и материалом и однажды он сказал, что этот факт — он воспринимает его естественно — оберегает его от необходимости решать эти проблемы. У него опять все в порядке. У Франсуазы Жило выставка, но я избегаю ее посещения — хотя редко встречаюсь с Пикассо, будет пагубным встретиться с ним, обозревая ее картины.

С глубокой любовью к вам обоим,

Элис.

____________

Дональду Сазерленду, Боулдер, Колорадо.

6 августа 1952 г.

26 бис, улица Луи-Периссоль,

Канны, Приморские Альпы.

Дорогой Дональд!

Два месяца прошло с твоего первого письма — второе ожидало меня по возвращению из Испании; эстетика «Илиады», которая ускользала от меня в нескольких местах, существенно прояснилась. Здешняя жара угнетала меня несколько дней. Вчера я перечитала вступление — кладезь для понимания и объяснения не только «Илиады», но живописи и литературы. Ты так объяснил геометрическую абстракцию, что раздельные элементы в натюрмортах Пикассо слились в единый поток и воспринимаются как лирическая поэзия — однако остались при этом реалистическими и геометрическими. Далее — то, что ты говоришь о малой значимости глагола и важности существительного в англоязычной литературе, объясняет язык Гертруды. Твое объяснение танца и искусства движения это то, что Гертруда открыла в пешем марафоне, увиденным в Чикаго. И это двойное достоинство Святой Терезы, что привлекло Гертруду, но смутно мною понимаемое — из-за присущей мне несообразительности — в тот замечательный день, проведенный в Авиле, где Г. и ее святой были явью и рядом. Почти на каждой странице есть нечто, что служит объяснением к Гертруде. Интерес Гомера к насилию и величию жизни и смерти (то же и у Пикассо) — его мораль — основаны на благородном поведении и повторении во времени. Тысячу раз жаль, что ты не обсуждал это с Г., это доставило бы ей огромное удовольствие. Если это только вступление, то какую огромную важность приобретет твой законченный труд.

Совершенно неожиданно супруги Бэрри пригласили меня провести с ними большую часть прошлого месяца в поездке по Испании — вниз по средиземноморскому побережью до Мурсии — через Гранаду к Малаге и Кадису — и вглубь страны, к Кордобе, Севилье, вслед Толедо, Мадрид, Эскориал, Сеговия — Авила, Бургос, Вальядолид. Общую панораму, картины и несколько церквей — вот, что я хотела посмотреть и посмотрела. Бесконечный Эль Греко из частных коллекций, не виденный нами прежде, и Сурбаран (его Дева Мария находится в Метрополитен — посмотришь, когда опять окажешься в Нью-Йорке) — Гойя уже не привлек моего внимания. На пути вниз мы остановились взглянуть на Собор Алби (получил ли ты открытку оттуда — она отражает суть Испании), на обратном пути остановились в Баоне посмотреть две последние картины Гойя и обнаружили невероятного Энгра — особенно скульптуру руки, пещерные рисунки в Ласко, удивительно пост-сезановские — пропустила их в Альмерии. В следующем году, буду жива, любыми средствами, но посещу Кастилию.

А сейчас я нахожусь в Средиземноморье, в самом обычном и малоприятном месте на французском побережье, но устроилась прилично с подходящими друзьями. Гарольд Напик, композитор, целый день за пианино — он оставался бы там постоянно, если бы не готовил еду, а делает он это очень хорошо. Дом расположен на границе коммунистического, рабочего района и, тем не менее, рядом с великолепными — рыбным

— фруктовым — овощным — и цветочным базарами — насколько мне удалось в них углубиться. Но прежде, чем вернуться в Париж в конце месяца, я намерена посмотреть Пикассо в Валлорисе.

____________

Карлу Ван Вехтену, Нью-Йорк.

24 ноября 1952 г.

улица Кристин, 5, Париж VI.

Дорогой папа Вуджюмс!

Баскета больше нет — он умер сегодня, совсем внезапно у ветеринара — у него был ужасный приступ в пятницу вечером. На следующий день утром я взяла его к ветеринару, тот нашел его состояние серьезным, но вчера ему стало лучше, он ел трижды в тот день — и затем свалился — боли после пятницы вечером он не испытывал. Его смерть выбила меня из колеи — через некоторое время я поняла, как многое он для меня значил, и потому начинается жизнь без единой души рядом до конца отведенных мне дней.

Работа с Катцем[157] интересна и отвлекает, заметки куда полнее по содержанию, чем я ожидала — я видела только те, которые были сделаны в связи с диаграммами — которые, возможно, лишь двадцатая часть всех записей. После того, как на все вопросы будут получены ответы — только десятая часть отвечена за 4 сеанса — он даст мне ознакомиться со всем материалом. Катц встречался с Фрэнсисом Роузом и сделал копии со всех писем от Малышки.

Как только я обнаружила, что вопрос о немедленной публикации не стоит, даже дата была очень неопределенной, мои ответы и увертки (!) приобрели более прозрачный фон, который придется тебе по вкусу. Предполагается, что работа Катца не будет доступна даже студентам в течение очень значительного периода. Сначала я повторяла: не для книги, только для вас — пока Катц не сказал, что вопрос о немедленной публикации не стоит. Катц очень приятный — воспитанный, чуткий и дружески настроенный. Я попросила его сходить со мной на концерт, где должны были играть Физдейл и Голд. Играли они в целом ангельски и были очень общительны. Они играли Сати, как никто прежде — Стравинского как целый оркестр, Бизе вкусно. Я послала им несколько строк, прося снова навестить меня, если у них есть время. Я только собралась отнести им письмо на почту, как пришли их отличные фотографии [сделанные тобой]. Тогда на обороте конверта я приписала для них пару строчек. Ты замечательно ухватил пульсирующую чувствительность. Бесспорно, ты — единственный человек, кто в состоянии выразить красоту и боль юности. Тебе нужно устроить выставку портретов молодых людей. Дай знать без промедления, если ты в процессе устройства таковой.