Книга Артемий Волынский - Игорь Курукин

Второй круг составляли подчиненные Волынского «по егермейстерской части» и Конюшенной канцелярии: секретари В. Гладков и П. Муромцев, советник А. Наумов, асессоры П. Богданов, В. Смирнов и В. Десятое; адъютант П. Родионов и его отец унтер-шталмейстер Б.Г. Родионов; казанский прокурор В. Неелов, архитектор И. Бланк, доверенный дворецкий В. Кубанец.

С большинством из них «патрон» был связан давно. Капитан Василий Неелов познакомился с Волынским в Казани, где служил в гарнизонном драгунском полку. Там же состоял секретарем и находился «в милости» у губернатора Петр Богданов. Последний вместе с секретарем Василием Гладковым служил в «комиссии о размножении конских заводов», а потом входил в состав следственной комиссии по делу Жолобова. Раненый капитан в отставке Василий Десятов по представлению Волынского в мае 1738 года был пожалован в асессоры Конюшенной канцелярии. Ее же советником стал отставной майор Александр Наумов — в 1727—1731 годах он являлся воеводой в Кромах, а затем в Калужской провинции, по службе занимался «садами» Волынского, и к нему отправляли из Москвы конюхов. Секретарь Петр Муромцев прапорщиком состоял в «команде» Волынского; его брат Иван служил во время губернаторства Артемия Петровича канцеляристом в Астрахани, а затем в Симбирске, откуда прислал начальнику два воза рыбы. Василий Смирнов в 1737 году был назначен асессором в Петербургскую дворцовую контору, а в следующем временно заведовал ею.

Все они служили «патрону» не только на рабочем месте, но и «партикулярно». Через Гладкова находили доступ к министру просители — к примеру, проштрафившиеся симбирские купцы Андрей Воронин и Герасим Глазов, поднесшие Волынскому в 1739 году дорогую парчу. Адъютант капитан Петр Родионов вел дела с находившимися под следствием о похищении провианта купцами Афанасием Дрябловым и его компаньонами, которые в 1740 году уступили Волынскому подряд на поставку 12 тысяч ведер вина на казанский кружечный двор.

Петр Богданов был правой рукой Волынского и, судя по протоколам, иногда в одиночку заседал в канцелярии. Вне службы он ведал «домашними делами» хозяина и следил, «кто на него, Волынского, сердит или кто его за что бранит». Асессор Василий Десятов «ведал дом и деревни» племянницы Волынского Елены Васильевны и приглядывал за московским домом самого «патрона».

Назначенный в 1739 году с помощью Соймонова губернским прокурором старый драгунский офицер и владелец 159 душ Василий Неелов не только ведал казанским винокуренным заводом Волынского, но и по его поручению должен был защищать «от обид» помянутого выше купца Дряблова, помещика Степана Чулпанова и купца Тихона Пушникова. Очевидно, не без помощи Артемия Петровича дело по обвинению Неелова в том, что он «касался скверными словами» знамени полка и оскорбил капитана Пантелеева, так и не дошло до военного суда, несмотря на все усилия командира полка. Архитектор Иван Бланк, как он сам утверждал на следствии, был «произведен Волынским» и по распоряжению Соймонова незаконно вел работы по прокладке «каналов» у дачи министра на Фонтанке.

Начальник же, по словам адъютанта Родионова, «добр бывал ко многим», хотя и не всегда. Так, например, ему самому Волынский подарил лошадь, «академическому учителю» Салтанову и писарю Артемию Коростелеву — чины; последний за два года был произведен в подпоручики и флигель-адъютанты, а затем в капитаны ландмилиции, откуда в 1736 году затребован в Конюшенную канцелярию. Младший брат Родионова из прапорщиков Рязанского драгунского полка был переведен «к конюшенным делам» в капитанском чине. Десятову в октябре—декабре 1738 года шеф устроил поездку в Новгород по личным делам под видом командировки «для окончания стата»: туда асессор поехал с восемью подводами, а обратно уже возвращался с восемнадцатью — на прогоны было затрачено 120 казенных рублей. Но прошение Богданова о прибавке жалованья в 1739 году было в Кабинете отложено.

Отношения Волынского с этими нижестоящими «клиентами» были вполне откровенными — он «говаривал о всем нескрытно»: рассказывал о придворных делах, жаловался на неприятности, делился размышлениями и, случалось, когда под рукой не было наличности, занимал у Неелова и Богданова по несколько сотен рублей. А секретарь Гладков мог сказать министру-вельможе, что он «лишнее пишет», по поводу изложенного в его проекте мнения о том, что Кабинет забрал к себе слишком много дел.

Через них устанавливали неформальные контакты с «патроном» другие представители чиновного мира. Кубанец и Родионов в своих показаниях приводили десятки примеров «подарков»: персидский «конской убор» от купца Демидова из Астрахани, лошадь, ружье и пара пистолетов от советника Бергколлегии, «шуба волчья белая» от сибирского губернатора Бутурлина, «китайские куклы медные» от вице-губернатора Ланга, соболя от воеводы Заборовского, две тысячи рублей от Федора Владимирова, зятя заводчика Акинфия Демидова, две кобылы от барона Менгдена и т. д. При этом, как заявлял Родионов, «нихто не даривал во взяток» — просто на всякий случай искали знакомства с «сильной» при дворе персоной. Зато сами подчиненные министра взятки брали: 50 рублей с купца Панкратия Рюмина, столько же с московских питейных компанейщиков, а с жены «серебряного мастера» за освобождение его от наказания — две серебряные кружки и шесть чарок.

На следствии они вели себя по-разному. Василий Гладков оставался при опальном хозяине и переписывал набело «одну тетрадь» проекта Волынского для передачи посетившему арестованного Ушакову, после чего сжег бумаги «патрона» и «ни о чем не показал» на следствии. Другие хотя и говорили о распоряжениях Волынского и называли тех, кто искал его милости, но ничего существенного сообщить следователям не могли и отвечали, что с Волынским «рассуждений не имели». Только Кубанец стал давать показания обо всех служебных и финансовых прегрешениях хозяина более чем за десять лет и больше всего боялся «запамятовать» что-либо из его действий.

В 1739 году «клиентская сеть» Волынского была на подъеме, судя по карьерам ее членов. Князь В.А. Урусов 17 июня был произведен в генерал-лейтенанты и назначен главным командиром Оренбургской комиссии вместо тайного советника В.Н. Татищева. Ф.И. Соймонов 16 октября становится генерал-кригскомиссаром Адмиралтейства и «имеет в коллеги поступать яко вице-президент». В эту же коллегию были по его представлению назначены посещавшие дом Волынского П.К. Пушкин (советником) и Н.М. Желябужский (прокурором). Статский советник И. Эйхлер 24 октября из секретаря Анны Иоанновны превратился в «тайного кабинет-секретаря»; в феврале 1740 года ему было определено жалованье в тысячу рублей.

Это можно считать успехом. Но «при особе ее императорского величества» Артемий Петрович приобрел поддержку лишь кабинет-секретаря Эйхлера — «секретного друга», как он сам себя назвал. Следственной комиссией их отношения были квалифицированы как «дружба искательная». Эйхлер успел уничтожить письма «патрона», но из сохранившихся его писем Волынскому, написанных зимой 1738 года, следует, что он читал послания Артемия Петровича Анне Иоанновне и сообщал их автору, что они «весьма милостиво принимались». Он следил за «противной партией»; хотя ее представители разглашали, что возвращения отбывшего на очередную инспекцию конных заводов Волынского в столице не очень-то и ждут, но секретарь точно знал: «Подлинно вас скоро сюда ожидают, как из всех дискурсов понять можно» — и советовал прибыть ко двору к дню рождения императрицы. Он же регулярно извещал министра о событиях при дворе: Неплюеву велено «быть в Киеве»; фельдмаршал Миних «скоро к армеи возвратиться имеет»; Черкасский заболел и не выезжает, но уже может подписывать документы, а герцог Бирон «горлом заболел» и «непрестанно полоскание употребляет». Волынский же делал «клиенту» подарки — то коня-иноходца, то сотню бревен на постройку дома, — но к советам Эйхлера прислушивался не всегда, и тот вроде бы даже пытался «от конфиденции с ним отстать», но так и не решился.