Книга Пляска смерти. Воспоминания унтерштурмфюрера СС. 1941-1945 - Эрих Керн

Какой-то момент я молчал. Согласно всем существующим правилам, мне оставалось сделать только одно: вытащить пистолет и застрелить его, чего бы мне это потом ни стоило. Девять сотен пар глаз впились в меня в ожидании.

– Ты женат? – спросил я бунтовщика.

– Да, лейтенант, – сказал он медленно, потупившись. – Какое это имеет ко всему отношение?

– Ты, надеюсь, достаточно наслышан об обращении солдат Красной армии с женщинами. Хочешь видеть свою жену в их руках?

– О нет! – воскликнул унтер-офицер. – Боже мой, нет!

– Тогда ты будешь сражаться… сражаться до конца, независимо от исхода войны… Отряд, смирно! Каждый старший унтер-офицер берет под свою команду сотню человек… Вперед… Направление – Нойзидлер-Зе… Шагом марш!

И с песней они пошли – последние штурмовые колонны Германии. Мне же было не до песен. Меня ожидал военно-полевой суд за неисполнение категорического приказа расстреливать дезертиров. Однако все обошлось. Наверху поняли, что мое решение было более разумным.

Наступила Пасха, и в Пасхальное воскресенье на грузовике с продовольствием ко мне приехала из Вены моя жена, одетая в спортивный костюм. В качестве подарка я вручил ей дамский автоматический пистолет, и она поняла меня.

В нескольких сотнях метрах позади наших траншей пролегал юго-восточный оборонительный вал – защитный вал рейха. Хотя и недостроенный, он выглядел весьма внушительно – с окопами во весь рост, долговременными огневыми точками, оборудованными артиллерийскими позициями и противотанковыми рвами. Если бы у нас было бы хоть что-то отдаленно похожее на Днепре!

Несмотря на безнадежное общее положение, я был доволен тем, как обстояли дела на моем участке фронта. Русским не удастся так легко сбить нас с позиций.

Однако уже на следующий день поползли слухи, будто на весь германский оборонительный вал приходилось всего несколько рот фольксштурма (то есть ополчения – не исключено, если наступавшие 6 – 15 марта у Балатона немцы теперь отступали такими темпами, что с 16 марта до 5 апреля Красная армия дошла до окраин Вены. – Ред.). Подтверждение слухов не заставило себя долго ждать: русские прорвали оборону далее к югу и вторглись в Восточную Штирию (юго-восток Австрии. – Ред.). На следующий день они уже были в Нижней Австрии (северо-восток Австрии. – Ред.), и мы получили приказ отойти к Венскому Лесу (низкий (до 890 метров) горный хребет, северо-восточный отрог Альп, к западу от Вены. – Ред.).

Все теперь стремились на запад, и наш великолепный оборонительный рубеж оказался абсолютно бесполезным.

Пехота, танки, женщины и дети со своим жалким скарбом на ручных тележках, бесконечные колонны заключенных из концентрационных лагерей, целые госпитали с ранеными и больными – все двигалось на запад. Позади оставались лишь склады с продовольствием и одеждой, горы сапог и обмундирования, до последнего момента оберегавшиеся чиновными бюрократами. Внезапно повсюду было сколько угодно бензина, море бензина, хотя еще неделю назад его невозможно было получить даже для самых ответственных операций.

Везде по пути своего движения я распоряжался, чтобы всем желающим безвозмездно предоставлялось содержимое лавок и магазинов. К сожалению, не все поступали подобным образом, и в результате в руки русских попала богатая добыча. Но там, где прошел я, они не получили ни банки консервов, ни пары сапог, вообще ничего.

Глава 12

Одержимость

По радио передали призыв Шираха (Бальдур фон Ширах (1907–1974) – один из главных нацистских функционеров. С 1925 г. член НСДАП и CA. С 1928 г. возглавлял Национал-социалистический студенческий союз, с 1931 г. назначен Гитлером рейхсфюрером по делам молодежи. С 1933 по 1941 г. лидер гитлерюгенда. С 1940 по 1945 г. гаулейтер Вены. По приговору Нюрнбергского трибунала отсидел 20 лет – до 1966 г. – Ред.) и заявление Дитриха, касающиеся обороны Вены. От их слов меня чуть не стошнило. Ведь я прекрасно знал, как мало было сделано, чтобы отстоять Вену. В жертву престижу были принесены один полк дивизии СС «Викинг» да несколько десятков фольксштурмистов и членов гитлеровской молодежной организации. (Бои на ближних подступах к Вене и в самом городе проходили с 5 по 13 апреля и носили ожесточенный характер. Город обороняли не «один полк и несколько десятков фольксштурмистов, а 1 моторизованная, 8 танковых дивизий (танков осталось немного) и 15 отдельных батальонов немцев. 13 апреля наши войска овладели Веной. Всего в ходе Венской наступательной операции Красная армия разгромила 32 дивизии противника и взяла в плен 130 тыс. солдат и офицеров. – Ред.)

Сам Ширах подался в войска, находившиеся достаточно далеко от Вены, и тем самым уклонился от исполнения своего служебного долга; а между тем этот долг обязывал его или объявить Вену открытым городом, или же умереть, защищая ее, и своей смертью искупить множество допущенных им серьезных ошибок и промахов.

Зепп Дитрих, по сути, вообще вышел из игры, практически перестал оказывать сколько-нибудь заметное влияние на ход военных событий. Приказом фюрера его армия – живые и мертвые – была лишена всех отличий, наград и специальных шевронов в наказание за трусость (Гитлер лишил 4 танковые дивизии 6-й танковой армии СС их нарукавных (на левом рукаве) черных лент, на которых серебром были вышиты названия и эмблемы их частей, и не «за трусость» (ее не было), а разъяренный неудачей. Дитрих, старый товарищ Гитлера и такой же фронтовик, ответил следующим: вместе со своими офицерами наполнил медалями ночной горшок и велел отправить в Берлин, в бункер Гитлера. Дитрих велел перевязать горшок лентой штандарта СС «Гетц фон Берлихинген» (в драме Гете «Гетц фон Берлихинген» рыцарь говорит епископу Бамбергскому: «Ты можешь поцеловать меня в зад!»). Гитлер, говорят, оценил солдатский юмор старого товарища. Со своей стороны Дитрих приказ о снятии нарукавных лент проигнорировал. – Ред.), якобы проявленную перед лицом врага, и за провал великолепно задуманного (? – Ред.) венгерского наступления. Теперь солдаты 6-й армии СС должны были сражаться, чтобы реабилитировать себя и своих павших товарищей.

Это явилось тяжелейшим ударом для старого заслуженного воина, более тяжелым, чем предстоящее неизбежное поражение Германии.

Теперь мы, как небольшая самостоятельная боевая единица, вели безнадежную, но кровавую войну среди холмов и цветущих лугов Венского Леса, где разворачивалось действие последнего акта величайшей трагедии в истории немецкого народа.

Очень часто у артиллеристов было не более шести снарядов на орудие. Стрелкам и пулеметчикам раздавали патроны, упакованные в коробки с надписью зеленым шрифтом: «Внимание! Боеприпасы с истекшим сроком годности. Использовать только в учебных целях». Порой мы получали патроны чехословацкого производства, густо покрытые воском и потому малопригодные для нашего оружия. Но деваться было некуда, нужно было стрелять и сражаться.

Гражданское население видело в нас уже не защитников, а ненужную и опасную обузу. Симпатизировавшие коммунистам женщины постоянно и охотно помогали советским частям обходить нас окольными путями, а в одном случае они даже выбросили на улицу наших раненых, оставленных в их домах. Правда, некоторые из местных жителей, но очень немногие, присоединялись к нам, сражались и умирали вместе с нами. Подавляющее большинство гражданского населения в мыслях и чувствах было словно парализовано страхом перед большевиками, мы же в глазах этого большинства представляли собой обыкновенную вооруженную банду, сборище оказавшихся вне закона людей, которые никак не перестанут воевать, хотя война уже проиграна.