Книга Воспитание православного государя в Доме Романовых - Марина Евтушенко

Неизвестный художник. Портрет младенца цесаревича Петра Петровича. Источник: Государственный Эрмитаж

Марию Павловну, как и прочих детей в императорской семье, приобщали к церкви с самого рождения, и к исповеди она впервые пошла в семилетием возрасте. «Ясно помню то волнение, – писала она, – с каким я вошла в холодную и пустую церковь, где меня ожидал священник и, признаваясь в главном своем грехе – воровстве нескольких шоколадных конфет, пролила много слез»[572].

Неизвестный художник. Портрет великого князя Константина Николаевича в детстве. Источник: Государственный Эрмитаж

Опыт общения с духовником оставил в сердце великой княгини Марии крайне негативные воспоминания и внушил ей отвращение к священству: «В моем представлении это были не люди, а какие-то бесформенные создания, которые все время твердят одно и то же, и мысли у них всегда одинаковые. С ними нужно говорить на другом языке и по-другому вести себя. Изображая почти нечеловеческую добродетель. Священнослужитель, внушая мне веру, должен безоговорочно поддерживать власть, потому что она дана Богом. Это казалось мне фальшивым, а фальшь я презирала»[573].

Глубину религиозного мировоззрения великая княгиня постигла уже в зрелом возрасте, будучи на богослужении в монастыре недалеко от Пскова. Там она познакомилась с архимандритом Михаилом, который произвел неизгладимое впечатление и заставил по-новому взглянуть на православие. Он был сыном провинциального священника и человеком высоких нравственных принципов и культуры. «Отец Михаил придавал внутренний смысл и красоту духовным верованиям и учениям […] которые прежде были для меня пустым звуком»[574], – писала Мария Павловна, ранее считавшая религию лишь проявлением любви к внешним обрядам. В разговорах с монахом она поняла, что православие – это часть русской души, что оно тесно связано с психологией людей, отличается широтой взглядов, наполнено простой и мудрой поэзией. Под руководством архимандрита она начала заново изучать православие и постигать его истинный смысл. Отец Михаил силой своего убеждения, природного таланта и деликатности оживил в великой княгине веру. Они вместе изучали правила церковных богослужений, читали Библию, работы основателей церкви. Архимандрит сопровождал тексты подробными объяснениями, а также историями из своей собственной жизни, описывая быт в монастырях, и рассказывал о трогательных и любопытных традициях русского духовенства[575].

Неизвестный художник. Портрет великой княгини Натальи Алексеевны Источник: Государственный Эрмитаж

Великая княгиня, общаясь с отцом Михаилом, все время думала, что нравы и быт при императорском дворе были похожи скорее на сказочный театральный спектакль и не было у царской семьи и народа ничего общего. Двор был далек от реальной жизни и проблем своих подданных.

С возрастом, пережив ряд семейных трагедий, Мария Павловна стала иначе воспринимать и церковную службу. «Службы на Страстной неделе, обычно длинные и утомительные, привлекали меня теперь особым очарованием, – писала она. – Потемневшие от времени древние иконы, которые освещались многочисленными свечами, отражавшимися в золотых окладах, казались исполненными таинственной силы. Прекрасные песнопения, нежные и печальные, плыли в воздухе, пропитанном ладаном»[576].

Неизвестный художник. Портрет великой княгини Елены Павловны. Источник: Государственный Эрмитаж

Однако не всегда лишь на законоучителе лежала полнота ответственности за силу и чистоту религиозных убеждений. Так, старшая сестра последней русской императрицы Александры Федоровны Элла, самостоятельно обратившись в православную веру лишь через семь лет после своего бракосочетания с великим князем Сергеем Александровичем, «с каждым годом становилась все набожней, строго следуя церковным предписаниям. Несмотря на то что он (ее муж. – М. Е.) тоже был человеком верующим и всегда соблюдал все православные обряды, дядя Сергей с тревогой наблюдал, как она все глубже и глубже погружается в религию»[577], – вспоминала великая княгиня Мария Павловна. Перед тем как принять православие, Елизавета Федоровна написала своему отцу, герцогу Гессен-Дармштадскому Людвигу IV: «Я все время думала и читала и молилась Богу – указать мне правильный путь – и пришла к заключению, что только в этой религии я могу найти настоящую и сильную веру в Бога, которую человек должен иметь, чтобы быть хорошим христианином»[578].

Заключение

Перед нами прошла вереница духовных пастырей, более других придворных чинов приближенных к государевой персоне. Кто-то из священнослужителей относился к своим обязанностям весьма формально и не оставил после себя памяти, но, держа нос по ветру, просто делал карьеру при дворе. Кто-то, наоборот, вошел в историю как подвижник Церкви.

В любом случае Православная Церковь всегда была опорой самодержавию, а «…наше духовенство никогда не противоборствовало мирской власти, ни княжеской, ни царской: служило ей полезным оружием в делах государственных и совестью в ее случайных отклонениях от добродетели»[579].

Придворные священники – законоучители, духовники и проповедники – не только обучали основам религии, но и присутствовали при крещении монарших детей и выборе их имен, участвовали в церемонии присяги новому государю, а также в таинствах и обрядах, сопутствующих монарху в течение всей его жизни. Часто именно они косвенно участвовали в дворцовых переворотах, поддерживая нового монарха провозглашением его имени во время литургии и делая его власть легитимной при помощи Церкви, ее ритуалов и таинств. Они же готовили к коронации восходящего на трон государя.