Книга Большевик, подпольщик, боевик. Воспоминания И. П. Павлова - Е. Бурденков

Заместителем Михалевского был Механошин – человек по виду тихий, скромный, но дело знавший. Окружным сельским хозяйством неплохо руководил Беляшов, ответственным секретарем стал бывший окружной милицейский начальник по фамилии Заразилов. Определенно на своем месте был и председатель горсовета Буров – активный, солидный, обожал давать директивы. Но вот с руководством орготдела Соликамскому окрисполкому не повезло – его заведующий Поляков был высок ростом, но недалек умом. Как огня боялся Михалевского, который часто его отчитывал, а больше всего на свете любил лузгать семечки, сгрызая их мешками прямо на рабочем месте.

Среди инструкторов окрисполкома запомнился один бывший председатель Чердынского уисполкома – не буду называть его фамилию. Рассказывали, что в годы разгула нэпа чердынские купцы – а они там были богатые, промышляли лесом и рыбой – пригласили его на бал. Изрядно нагрузившись спиртным, наш предрик вообразил себя рыцарем и решил выпить шампанского из туфельки своей дамы. А туфля была не первой свежести, прямо скажем – дрянь была туфля. Но он выпил. Когда об этом узнали в уездном парткоме, за связь с нэпманами его сняли с работы и исключили из партии. Так он и попал к нам в инструкторы.

В целом руководители окрисполкома были сильными, политически грамотными, подготовленными работниками. Неплохо был укомплектован и окружком. Но, повторяю, сам город производил удручающее впечатление. На другой день после приезда, побродив по Соликамску, мы с женой сели на какую-то изгородь и призадумались, как будем жить в таком захолустье. А это была настоящая глушь – как-то ночью напротив нашего дома волки задрали козу и собаку, по городу скакали белки, в пяти километрах от Соликамска медведи нападали на домашний скот. Однако со временем мы пообвыкли и даже полюбили здешние леса. Так что в 1930 году покидали Соликамск с сожалением.

Соликамск был городок маленький, но с большим, еще дострогановским, прошлым и множеством исторических памятников, включая церкви. Кстати, именно по причине исторической ценности нам разрешили взорвать только одну из них. На месте, где сейчас стоит Березовский химкомбинат, было сплошное болото, там мы стреляли куликов. Прежде, чем начать строительство, всю площадку пришлось засыпать многометровым слоем глины и песка.

Аппарат окрфо был хороший, и работать мне было не трудно, тем более, что бюджет Соликамского округа по своему объему значительно уступал пермскому. С января 1930 года в нашем округе началась коллективизация, и окружком назначил меня своим уполномоченным в Усольском районе. В райцентре, древнем городе Усолье, еще работали старинные, на «деревянном ходу», солеварни. Задача перед нами, уполномоченными, была поставлена двоякая: во-первых, объединить карликовые колхозы в более крупные и, во-вторых, вовлечь в них единоличников-середняков и бедняков. Мы с секретарем райкома собрали колхозников трех сельсоветов в селе Пыскор, что в 12 км от Усолья. Сами жители этого села занимались больше не сельским хозяйством, а кустарными промыслами – сапожным, плотницким, смологонным. Докладчиком поставили представителя окружного сельхозуправления агронома Сапожникова, который неожиданно начал призывать слушателей немедленно образовать коммуну. Сапожников был беспартийным и, как выяснилось, действовал по собственному почину. Тогда я взял слово и сказал колхозникам, что партия стоит за коммуну, но к ней надо подготовиться, изучить людей, способы лучшего ведения коллективного хозяйства, узнать друг друга и только тогда говорить о коммуне; а сейчас давайте создадим настоящий, работоспособный, крупный колхоз. Колхозники со мной согласились, выбрали новое правление, а многие единоличники, присутствовавшие на собрании, тут же записались в колхоз. Вновь избранное правление приступило к подготовке дворов для объединяемого домашнего скота, а мы вернулись в Усолье.

Наутро меня по телефону вызвали на бюро окружкома, и уже днем я был в Соликамске. Пришел домой, открыл «Правду», а там – знаменитая статья Сталина «Головокружение от успехов», которая, как известно, отрезвила многих Сапожниковых. Обсудив вечером эту статью на бюро, мы получили приказ тут же, ночью, выехать по районам. Выходим из окружкома, а Михалевский мне и говорит: «А знаешь, зачем тебя вызывали?». Я, естественно, не знал. «Чтобы исключить из партии, а, может быть, и арестовать за то, что ты пошел против коммуны. Тебя спасла статья тов. Сталина». Говорит, а сам смеется. Я ответил, что в таком случае надо было бы исключать в первую очередь самого тов. Сталина!

Утром уже в Усолье мне сообщили, что в Пыскоре бунт. Секретарь райкома предложил немедленно направить туда милицейский отряд, но я сказал, что поеду один, поскольку милиция только все испортит. Подъезжаю на розвальнях к клубу, на улице шумит толпа – ищут председателя правления, чтобы выписаться из колхоза, весь обобществленный накануне скот уже разобрали по домам. Председателя сельсовета, усольского рабочего-выдвиженца, малость побили, и он тоже спрятался. Едва я вышел, мой возница нахлестал лошадь и рванул обратно в Усолье. Спокойно подхожу к толпе, спрашиваю: «Что за шум?». В ответ сразу несколько голосов спрашивает, читал ли я статью Сталина, суют мне в нос газету, галдят: «Не желаем быть в колхозе!». Я предложил поговорить в клубе и пошел туда, остальные двинулись за мной.

Скоро в клубе яблоку негде было упасть, я послал за колхозным начальством, пришел и секретарь партячейки. Я напомнил крестьянам их недавние разговоры о коммуне и сказал: «Что тов. Сталин говорит в своей статье? Только ли о том, чтобы вступать в колхозы добровольно? А вы прочтите статью до конца и увидите, что он, говоря о добровольности, также призывает вас идти в колхоз, ибо в нем ваше спасение от нищеты. Колхоз сделает вас зажиточными, вы сможете применять технику для лучшей обработки земли. Вы кричали, что не желаете быть в колхозе. Зачем кричать? Идите к председателю, вот он – в президиуме, и возьмите обратно свои заявления. Неправда, будто вас в колхоз гнали силой, вы ему сами приносили свои заявления. Но имейте в виду, партия вас зовет в колхоз – в нем ваше будущее и будущее ваших детей. Колхоз нищим не будет никогда, а богатым – обязательно, это сила, которая уничтожит нужду, голод и темноту. В общем, решайте сами. Митинг на этом заканчиваем, и, чтобы не терять время в разговорах, идите и думайте, где вам быть – в колхозе или вне его».

В зале была такая напряженная тишина, что было слышно людское дыхание. После моих слов крестьяне долго сидели молча, выступать никто не захотел. Все вышли из клуба, и многие пошли не к председателю колхоза забирать заявления, а домой. Когда все разошлись, секретарь ячейки мне и говорит: «А я смотрел, в какое окошко сигануть, когда тебя начнут бить, а что тебя будут бить, я не сомневался». Помолчал и добавил: «Ну и ну! Вот у кого надо учиться руководить массами!».

Потом я ездил по другим сельсоветам агитировать за колхозы. Вернулся в Пыскор. На колхозном собрании, в перерыв, походит ко мне одна крестьянка и говорит: «Тов. Павлов, зачем ты нас мучаешь? Скажи: идти мне с мужиком в колхоз или нет. Ночью мой муж дрыхнет, а я не сплю, лежу и все думаю». Я ответил: «Чужим умом жить не надо, но я, конечно, советую идти в колхоз, как на собрании и говорил. Вы, видать, люди честные, вдумчивые и в колхозе будете полезны. Идите, там ваше место». И они вступили в колхоз. Как-то они живут теперь и помнят ли меня и мой совет? Неделю спустя нас, уполномоченных, снова вызвали на бюро окружкома для доклада о ходе коллективизации. Вызвали и секретарей райкомов. Оказалось, что в моем районе 25 % населения вступило в колхозы, а в других районах– 2–5%, максимум 10 %. И это несмотря на то, что у меня в районе было много кустарей и рабочих деревенских кустарных солеварен, которые в колхозы не вступали. Думаю, что секрет прост: крестьяне, часто сталкиваясь с рабочими, с производством, были более развиты и быстрее разбирались в политике партии в области коллективизации сельского хозяйства.