Книга Осколки нефрита - Александр Ирвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для этого песня
поднимается вместе с плачем.
Мертвые пускают корни в небесах
и музыка застревает в моем горле,
Когда я вижу их, потерянных в городе теней.
И этот малыш, этот кроха,
Еще совсем птенец, еще совсем малютка,
и ничего не разумеет,
Как нефрит, как бирюза, он отправится на
небо, в Дом Солнца; нефрит без изъяна, гладкая и сияющая бирюза —
это сердце, которое он пожертвует солнцу.
Токскатль, 10-Орел — 16 марта 1843 г.
Усатый владелец мануфактурной лавки и глазом не моргнул, увидев Арчи, одетого только в промокшее нижнее белье и завернутого в лошадиную попону. Арчи спросил дорожный костюм и показал пригоршню полученных от Барнума денег. Хозяин лавки стал сама любезность.
— Кажется, вы уже успели попутешествовать, — заметил он и, воздержавшись от дальнейших замечаний, молча провел Арчи в глубину лавки и вынес охапки рубашек и брюк.
Помимо одежды, Арчи приобрел еще и ножны для ножа Хелен.
— Первый раз вижу, чтобы покупали ножны для кухонного ножа, — покачал головой продавец. — Вы уверены, что не хотите взять добрый охотничий нож из стали?
— Можете считать меня суеверным, — иронически ухмыльнулся Арчи, — но без этого ножа меня бы здесь не было.
В обновках с головы до ног — новая шляпа, новое пальто и хорошие ботинки вместо развалившихся старых — Арчи направился в Аллеганские доки, дивясь на невозмутимость продавца: можно подумать, в Питсбурге каждый день спускались с гор полуголые люди.
Сначала Арчи повесил ножны на бедро, но потом передвинул их на поясницу: неудобно как-то носить нож на виду. На пояснице ножны немного мешали, однако лучше все же убрать их с глаз долой.
Арчи шел по набережной и думал, что Питсбург оказался совсем не похож на Нью-Йорк. Словно покрытый сажей карлик, город притулился на слиянии трех рек: Аллегана и Саскуэханна сливались, давая начало извилистой реке Огайо, по которой Арчи доберется до Луисвилла — и до Джейн. Мысли о дочери вызвали виноватое желание купить ей подарок, но он так и не надумал, что же такое подарить. В конце концов Арчи заметил кондитерскую и взял почти фунт леденцов, в основном мятных. Хелен их очень любила.
«Где ты, дочка?» — думал Арчи, спускаясь по улицам вниз, к причалам, похожим на недостроенные мосты, ведущие на западный берег реки. Притоки Огайо были забиты судами всех видов и размеров; величественные пароходы выделялись на фоне пестрой компании плоскодонок, плотов, килевых шлюпок и каноэ. Меньше по размеру, чем морские суда в гавани Нью-Йорка, юркие суденышки сновали по быстрым речным течениям, точно водяные клопы, а капитаны ругались во всю глотку, споря за местечко у причала. Можно было подумать, что Питсбург — это центр мировой торговли, где контракты подписываются и нарушаются под сенью клубов дыма из плавильных печей, — дым покрывал кирпичные здания города сажей и клубился над речными долинами. Одежда и лицо Арчи быстро покрылись слоем сажи.
— Эй, путешественник! — Кто-то пихнул Арчи в плечо. Обернувшись, он увидел приземистого бородатого моряка, жующего огрызок сигары и дружелюбно улыбающегося, словно старый приятель. — Делберт Гетти, — представился моряк, — торговый капитан на Огайо, Миссисипи, Миссури и на всех канавах между ними. Тебе в Новый Орлеан? Или в Сент-Луис?
— Вообще-то в Луисвилл, — ответил Арчи. И почему этот Гетти из всей толпы именно к нему привязался?
— А раньше по рекам плавать не приходилось, мистер?..
— Прескотт. Арчи.
— Арчи, стало быть. Среди этих господинчиков с Востока ты бросаешься в глаза, — сказал Гетти, показывая на остаток левого уха Арчи. — Мне по нраву ребята, побывавшие в переделках, и у меня одного парня не хватает. Один из моих черномазых надумал жаловаться, да и отдал концы под Каиром. Плачу доллар в день и еще три кружки и столько хлеба с беконом, сколько в тебя влезет. — Гетти протянул руку — на двух последних пальцах не хватало по одному суставу. — Ну что, давай на борт?
Арчи хотел было отказаться, но ему пришло в голову, что будет неплохо анонимно проехаться в качестве матроса. Он собирался путешествовать дальше под псевдонимом, однако вдруг чакмооль знает его почерк? Пока что чудовище с легкостью находило Арчи. Талисман может быть вроде маяка, и если верить Таманенду, Арчи должен путешествовать по воде, чтобы заставить талисман работать в обе стороны.
— А вы куда плывете? — спросил Арчи.
— В Диксиленд. Нас ждет Новый Орлеан и шлюшки-мулатки — да и тебя тоже.
— Вы прямо туда идете?
— Приятель, река прямо не идет, но мы доберемся туда не позже остальных. По рукам?
Арчи протянул руку. Что ж, он поедет матросом. Чем меньше он будет выделяться среди людского потока на реке, тем больше шансов, что его не заметят ни чакмооль, ни Стин. По крайней мере Арчи на это надеялся.
— Добро пожаловать на борт «Моди»! — закричал Делберт Гетти, когда они подошли к маленькому квадратному пароходу с одним колесом. «Моди» оказалась длиной футов шестьдесят и шириной футов тридцать; по правому борту, позади парового котла и ближе к корме, была небольшая каюта. От основания ржавой трубы к крыше каюты поднимался наклонный навес, под которым кучка негров спала прямо на палубе. Самый центр парохода занимал паровой котел и поленницы дров, сложенных между котлом и колесом. На палубе ступить было негде: все место занимали штабеля груза высотой почти в рост человека, прикрытые обтрепанной парусиной.
«А „Моди“ выглядит устало», — подумалось Арчи. Белая краска облезла на бортах, крыша каюты провисла и покрылась сажей. На корме стоял ручной руль, который вполне мог быть снят еще с римской триремы. Проследив взгляд Арчи, Гетти пожал плечами:
— Штурвал сломался. Это же рабочая лошадка. Надеюсь, ты не против, что гребное колесо слева, — некоторые из-за этого отказываются со мной плавать.
— Я… я не суеверен, — ответил Арчи, вспомнив, что он сказал владельцу мануфактурной лавки о своем ноже.
— Тогда, надеюсь, название старушки «Моди» тебя тоже не пугает. — Гетти расхохотался и хлопнул Арчи по плечу.
Не зная, что сказать, Арчи рассмеялся в ответ — надеясь, что смех прозвучал естественно.
— Руфус! — заорал Гетти, ступив на палубу. Арчи шел следом, присматривая местечко, где можно спрятать саквояж, пока команда занята другими делами. — Руфус, растолкай черномазых и давай двигать!
Дверь кабины открылась, и наружу выглянула голова с узким лицом, увенчанная седыми космами. Руфус вышел на палубу, почесывая жидкую бороденку, и прищурился на приближающееся к полудню солнце. Когда он стоял прямо, то был гораздо выше дверцы кабины, но казалось, что ему невмоготу поддерживать тело в вертикальном положении. В костлявой руке Руфус сжимал коричневую глиняную кружку. Судя по тому, как он ею размахивал, кружка была почти пуста. Руфус поднес ее к губам и опрокинул содержимое в глотку, а потом бросил кружку в воду.
