Книга Закат над лагуной - Сергей Цейтлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вопрос, – прервала Софию учительница. – Что способствовало развитию внешней торговли Афин?
– Замена прежней эгинской монеты эвбейской.
– Продолжайте.
– Самая значительная реформа Солона называлась сисахфия. Согласно этой реформе, отменили все невыплаченные долги, освободились от рабского статуса каббалистические должники и…
София застыла, заметив, что у учительницы скривился рот.
– Продолжайте, София Ивановна.
– И… – София закрыла глаза, скрывая свой страх.
– Продолжайте. Мы почти закончили.
– И… и… наотрез запрещалось долговое рабство. Таким образом, борьба между аристократией и «закабаленным» демосом прекратилась, и афинское государство начало приобретать демократический характер.
– Вопрос. Как был обнародован законодательный свод Солона?
– Законодательный свод был записан на деревянных досках, кирбах, и выставлен в публичное место, например на центральную площадь или возле Акрополя.
– Хорошо.
София покраснела, и слезы хлынули из ее глаз.
– Нет! – она фыркнула.
– Что?
– То есть Вы мне поставите «хорошо», а не «отлично», да?
– Я этого не сказала.
– Но я знаю. Вы это имели в виду.
Учительница прищурила свои лазоревые глаза и сложила руки на столе. На лбу ее легли складки, и губы сжались, напрягая высокие скулы.
– Я еще не решила, какую отметку Вам поставить, София Ивановна. На данный момент я могу сказать, что Вы прекрасно знаете события Древних Афин. Отметки будут вывешены завтра в коридоре на обычной доске. Если у Вас возникнут вопросы, приходите ко мне, и мы их обсудим.
Утром однокурсницы собрались в вестибюле и с нетерпением поспешили к доске объявлений.
– Я знаю, она мне поставит «хорошо», – хмурилась София. – Я ей просто не нравлюсь.
– Да чего ты расстраиваешься? – утешала ее подружка. – Она никому не ставит «отлично».
Девушки нашли свои отметки.
– «Удовлетворительно»! – вскрикнула одна.
– «Удовлетворительно»? – вздохнула другая.
– «Хорошо»?! – заплакала София. – Я так и знала! Я же вам говорила! Это несправедливо!
Вытирая слезы, София помчалась в класс выяснять отношения с учительницей.
– Александра Алексеевна, я не заслужила отметку «хорошо», – всхлипнула София. – Я подробно отвечала на вопросы. Вы сами сказали, что я прекрасно знаю историю Древних Афин. Вы же отлично знаете, что я без единой ошибки Вам объяснила реформы Солона.
– Вы уверены? – учительница подняла одну бровь.
София покраснела.
– Но это же было просто слово, Александра Алексеевна. Одно слово, неправильно произнесенное. Я просто запуталась. Вместо кабальные должники, я сказала каббалистические должники. Но я же потом себя поправила.
– София Ивановна, я не буду Вас спрашивать, откуда Вы знаете этот термин. Но он далеко выходит из контекста темы Древних Афин, следовательно, его можно считать не просто словесным ляпсусом, а настоящим заблуждением, – твердо сказала учительница.
– Нет!
– Более того, Вы ничего не сказали про запрет Солона на вывоз зерна из Афин, что тоже помогло развитию сельского хозяйства. Вы даже не упомянули Совет четырехсот.
София сразу не ответила, а долго смотрела на каменное лицо учительницы.
– Вы же знаете, Александра Алексеевна, что дело тут вовсе не в зерне и не с Совете. Вам просто не понравилось это слово. Я это видела по Вашей реакции.
Учительница отвела глаза и взглянула на ряд тонких берез, стоящих за окном.
– Неправда, София.
– Я не заслужила эту отметку. Я заслужила «отлично», Александра Алексеевна. И Вы это знаете.
– Надо знать предмет, а не смотреть на реакцию учительницы, – строго сказала Александра Алексеевна, не поворачиваясь к студентке.
София встала и гордо, уже с бесслезными глазами, вышла из класса.
Позже, после обеда, прогулявшись в прибрежном саду позади монастыря, Александра Снежинская села на скамейку и погрузилась в «Мысли» Паскаля. Воздух был живой, и было слышно, как в музыкальном зале репетировали концерт с арфой и клавесином. По Неве в сторону Петропавловки шли грузовые суда, баркасы и двухмачтовые шхуны.
На соседней скамейке сидели коллеги Александры, обсуждая встречу Суворова с императором.
– И я вообще не понимаю, почему наша Елизавета Александровна не могла на один день приостановить сессию и отпустить девчонок на парад, – рассуждала кругленькая Ольга Григорьевна, преподавательница рисования. – Когда еще будет такое событие?
– Меня не это волнует, – ответила Варвара Семеновна, веснушчатая рыжеволосая учительница арифметики. – Меня настораживает факт, что Суворов еще не дал свое согласие.
– Как! – удивилась Ольга. – Он может отказаться? Что же будет? Кто же его заменит?
– В том-то и дело – никто. В Вене и Лондоне считают, что только наш Суворов может отвоевать у французов Северную Италию.
Последнее слово привлекло внимание Александры.
– Но отказываться идти в поход было бы неуважительно со стороны фельдмаршала, – заносчиво сказала Ольга. – Ведь все-таки император его простил.
– Еще неизвестно, кто кого простил. И неизвестно, кто кому больше нужен.
– Где же тогда его честь, если он откажется?
– Вот тут ты права, голубка. Вот почему, я думаю, Суворов примет миссию. Ради сохранения русско-австрийской дружбы и ради своей чести. Но…
– Но?
– Но не ради… – Варвара наклонилась поближе к своей собеседнице и прошептала: – …не ради императора.
– Александра Алексеевна! – раздался кроткий женский голос.
К Александре подошла помощница начальницы.
– Да, Наталья Степановна?
– Елизавета Александровна Вас искала, – сказала девушка любезным голосом. – Вы бы не смогли зайти к ней в кабинет?
– Конечно. Скажите ей, что я непременно зайду.
Окна кабинета начальницы выходили на круглый клочок земли, который когда-то был предназначен для 140-метровой пятиярусной колокольни, первоначально входящей в проект Бартоломео Растрелли, но так и оставшейся непостроенной. Она не только должна была служить парадным входом в монастырь, но могла стать и самым высоким зданием в Санкт-Петербурге, а может, даже и во всей Европе. Елизавета Александровна неоднократно озвучивала свою надежду возобновить строение барочной колокольни, но все ее старания были вежливо отвергнуты в императорской Комиссии о каменном строении.
– Вы меня искали, Елизавета Александровна?