Книга Тур Хейердал. Биография. Книга 2. Человек и мир - Рагнар Квам

Мать ответила, заметно потрясенная выпадом сына: «Как я […] раньше говорила и теперь снова хочу подчеркнуть — для меня будет страшным несчастьем, которое может произойти с тобой и детьми, если ты бросишь Ивонн, — да, абсолютно так!»

Мама Алисон. Мать Тура так и не примирилась, что сын ушел от Лив. Ее отношения с Ивонн становились все хуже

Гроза миновала. Тур и Ивонн пригласили ее позднее приехать к ним в гости. Она предвкушала поездку, она была такой окрыленной, когда ходила и всем рассказывала, что скоро поедет в Италию.

Но, наверное, самой главной причиной того, что Тур Хейердал уехал за границу, была обида, которую, несмотря на членство в Норвежской академии наук, он чувствовал по отношению к научным кругам страны. Он быстро стал пророком в других странах, но не на родине: дома его признавали только частично и никогда от чистого сердца, и признание пришло слишком поздно. Когда Клаузен и Сивертс писали в «Афтенпостен», они насыпали соли на старые раны, и горечь пустила еще более глубокие корни. Через сорок лет — в 1998 году — Хейердал издал автобиографическую книгу «По следам Адама». В ней он писал: «Нападки со стороны академических противников экспедиции на „Кон-Тики“ получили новую пищу после всей шумихи вокруг экспедиции на остров Пасхи, и теперь они стали настолько интенсивными, что два новоиспеченных норвежских студента-археолога получали в свое распоряжение целые полосы в столичных газетах. Там они указывали, что я специально направил „Кон-Тики“ на риф, чтобы создать сенсацию. Тогда я решил найти более спокойное рабочее место за границей».

Тур Хейердал чувствовал, что на него давили. Он не должен был считать, что представляет собой выдающегося человека.

Потому что в Норвегии действует закон Янте.

Колла-Микьери

Тур проснулся от крика петуха. Затем он услышал пение соловья, а потом кукушку.

Он высунулся из палатки и поглядел на траву в свежей росе и ярко-голубое небо. Несколько дней он работал вместе с мастерами и, непривычный к физической работе после этой проклятой весны, чувствовал боль в каждой клеточке тела.

Он оделся и сел под миндальным деревом, чтобы писать письмо о том, как здесь хорошо и какая приятная погода в июне. Скоро придет женщина из деревни и принесет свежий хлеб, молоко и только что снесенные яйца. Пока он завтракал, при хорошей погоде он мог увидеть на горизонте Корсику или, если бы он повернулся, наслаждаться видом могучих гор внутренней части страны.

Тур уже влюбился в Колла-Микьери, место, где время остановилось, но история все же оставила свой след. В XII веке жители побережья подвергались все более частым нападениям пиратов. Чтобы спастись, они искали убежища повыше. Оттуда они могли заблаговременно увидеть пиратские суда, когда мачты показывались над горизонтом, к тому же на вершине крутого холма было удобнее защищаться. Знающие люди говорили, что маленькая деревенская церковь появилась в XVI веке, а самые старые дома, стоявшие до сих пор, построены в XVII-m.

Жители деревни по-прежнему рассказывали, как французский генерал по имени Наполеон Бонапарт приезжал сюда верхом, по пути к долинам Северной Италии, где он собирался дать бой австрийской армии. Они предложили ему еду и кров на ночь, и, прежде чем отправиться дальше на следующее утро, он оставил им свое седло в знак благодарности.

Рассказывали, что деревню однажды посетил папа римский. Когда тот самый Наполеон в 1804 году сам возложил на свою голову императорскую корону, там присутствовал Пий VII. По пути из Рима в столицу Франции он проезжал Колла-Микьери, и, сидя на своих носилках, благословлял народ. Над дверью церкви в память о том событии вырезана надпись.

В общем, как генерал, так и папа путешествовали вдоль Виа Аурелиа, дороги, которую римляне начали строить еще в 250 году до н. э. Веками дорога, в римской манере связывающая деревню за деревней на холмах, была единственным транспортным путем для тех, кто хотел пересечь страну Наполеон испытывал значительные трудности с транспортировкой пушек и другого тяжелого снаряжения по этой пересеченной местности, и он позже приказал построить новую Виа Аурелия внизу, вдоль берега. Это привело к тому, что транспорт со временем стал обходить Колла-Микьери, и старую римскую дорогу забросили. Из места, где путешественники останавливались, чтобы получить пищу и отдохнуть, деревня со временем превратилась в уголок, куда путешественники больше не заезжали. Колла-Микьери выпала из времени, и именно эта безвременность и окружавшая ее тишина привлекали Тура. К этой тишине он так долго стремился, она была нужна ему после трудных времен болезни и борьбы. В палатке перед домом, в которой он жил, потому что дом еще не был готов, его не могли найти по телефону, и журналисты не знали, где он находится.

Во время этого первого пребывания на собственной земле, длившегося четыре недели, он старался ни о чем не думать. Он махал молотком и топором в доме и в саду или отправлялся вместе с мастерами покупать строительные материалы. Во время этих путешествий за покупками он выглядывал нечто большее, чем камни и цемент. Чтобы все было как можно более естественным, он искал старинные окна и дверные ручки, и если он видел старинные предметы, то тут же их покупал. На складе в порту Генуи он нашел одну доску из африканского дерева. Доска была семь метров длиной, почти метр шириной и восемь с половиной сантиметров толщиной. Из огромной деревянной штуковины без единой царапины он хотел сделать кухонный стол, письменный стол и столик для кофе. Когда эту доску начали рубить, он очень жалел, что топор не годится. Нет, ему нужен настоящий топор из Мустада, писал он Ивонн, «потому что те, что можно купить здесь, никуда не годятся».

Обновление. Тур и Ивонн начали серьезные восстановительные работы в Колла-Микьери. Новая каменная кладка на площади перед деревенской церковью

Время от времени он должен был по делам бывать в Алассио, который задыхался от транспорта, — его улочки строились с расчетом на лошадей и повозки. Он заметил, что в городе нет больших автомобилей, да и маленькие с трудом находили место для парковки. Наверное, мысль об оставленном на Майорстувейен, 8, бьюике заставила его подумать: «Другое дело, что нам совершенно точно придется купить себе маленькую итальянскую спортивную машинку с открытым верхом, только они здесь пригодны и уместны».

С тех пор как Тур в девятнадцать лет покинул родной город Ларвик, чтобы учиться в Университете Осло, он так часто менял места пребывания, что потерял свои корни. Только когда он «жил как человек природы на Фату-Хиве», он чувствовал себя в своей тарелке. Везде, куда бы он ни приезжал, он спустя некоторое время начинал скучать, в тропиках — по норвежским горам, в горах — по южноокеанскому изобилию и плодородию. Насчет Колла-Микьери он понял, что тут и останется. Природа не могла быть «более норвежской, здесь были кусты можжевельника, и ели, и такие же цветы, как и дома, здесь кукует кукушка, здесь дрозды и скворцы».