Книга Сокрушение империи - Эдуард Созаев

Время Испании‑супердержавы закончилось. Страна была в состоянии desengaño (депрессии). Как писал современник: «Кастилия, которую Филипп IV передал своему четырехлетнему сыну, была нацией, ожидающей спасителя. Она познала поражение и унижение от рук своих исконных врагов, французов. Она потеряла последние следы гегемонии в Европе и видела, как некоторые из самых ценных заморских владений пали в руки еретических англичан и голландцев. В ее денежной системе царил хаос, ее промышленность лежала в руинах, ее население потеряло силу духа и уменьшилось… Кастилия умирала, и экономически, и политически; и это – в то время, как с нетерпением ожидающие ее конца иностранные плакальщики собирались у ее смертного ложа, и их агенты обдирали дом». Странная апатия овладела трудолюбивым, сильным и смелым народом, народом, познавшим радость побед и величие гегемона. Взошедший на престол болезненный бездетный Карл II лишь только подчеркивал тихое угасание нации.

Место Испании в мире заняла Голландия. Хотя территория Соединенных Провинций составляла всего 25 тысяч квадратных километров, где проживало 2 миллиона человек, к середине XVII века страна добилась значительных успехов в экономике. Развитое земледелие позволило Голландии превратиться в передовую сельскохозяйственную державу: хлеб, мясо и молоко стали одной из основных статей экспорта.

Торговый флот Голландии к середине XVII века насчитывал около 20 тысяч судов и имел первостепенное значение для развития торговли между Голландией и другими странами. К 1640‑м годам голландцы начали добычу китов у берегов Исландии и Шпицбергена. Китобойный промысел приносил сказочные барыши – например, в 1650 году чистый доход от продажи жира, ворвани и китового уса составил без малого 10 миллионов гульденов (для сравнения – содержание голландской армии тогда обходилось в 17 миллионов гульденов).

Судостроение также переживало эпоху расцвета. В одном только Амстердаме имелось несколько десятков корабельных верфей, в окрестностях Зандама – более 60 верфей. Строительство судов в Голландии обходилось в полтора‑два раза дешевле, чем в Англии, и во много раз дешевле, чем в любых других станах. Понятно, почему здесь строилась половина флотов для всех государств. Голландия стала своеобразной верфью Европы. Даже английские арматоры часто размещали заказы именно у голландцев. Развились также сопутствующие производства – канатное, парусное, бумажное, стекольное, кирпичное, деревообрабатывающее, лесопильное и оружейное. Причем сами Нидерланды не располагали практически никакими ресурсами, их низкие и заболоченные земли постоянно находились под угрозой затопления, не могли пропитать все население, но страна лежала на пути целой сети рек, которые были воротами Европы в Мировой океан.

В Амстердам, Лейден, Харлем и полдюжины других городов с населением в 20–40 тысяч человек – самую плотную группу городов в Европе – голландцы поставляли соленую рыбу, выловленную у берегов Шотландии, корабельный лес из Балтики, отбеленное полотно из Германии, очищенную соль из Франции, специи и пряности из Ост‑Индии. Голландский гений торговли не знал границ.

Бурный рост рыболовства, сельского хозяйства и судостроения вызвал промышленную революцию. За короткое время бурно развилась текстильная, белильная промышленность, производство шерсти и чугунное литье. Ясно, что внутренний рынок с населением всего лишь в 2 миллиона человек поглотить такое количество товаров просто не мог. Это явилось основой развития голландской торговли, что позволило голландцам превращать богатство других в благо для себя. Даниель Дефо писал: «Они стали брокерами и маклерами Европы: они покупают, чтобы снова продать, берут, чтобы отдать, и большая часть их обширной коммерции заключалась в том, чтобы доставить товары со всех частей света, а затем снова обеспечить ими весь мир».

Поскольку в Нидерландах остро ощущалась нехватка леса, металлов и хлеба, наиболее важную роль в голландской торговле играл товарообмен со странами Балтики, поставлявшими в Соединенные Провинции все эти товары. В то же время балтийские государства и Германия являлись рынками сбыта для голландской сельди, сукна, полотна, пушек, кораблей, сыра и т. д. К концу XVI века родилась голландская посредническая торговля – перепродажа товаров, приобретенных в одной стране, на территории другой. Конкретно это выражалось в том, например, что немецкие вина, изделия французских мануфактур, фрукты из Испании и колониальные товары попадали в Северную Европу исключительно при посредничестве голландцев. В то же время зерно, купленное в Прибалтике, перепродавалось на рынках средиземноморских стран. Голландцы закупали в большом количестве английское сукно, затем у себя на родине подвергали дополнительной обработке и перепродавали за границу значительно дороже. Нидерландцы к 1650 году заняли первое место в торговле с Россией. Ежегодно 50–60 кораблей посещали Архангельск, откуда вывозились русские меха, лес, поташ, смола, икра, сало, иранский шелк, вологодские кружева, масло, мед, а в отдельные годы и хлеб.

Даже из поражений голландцы смогли извлечь пользу. Долгая война с португальцами в Бразилии, как мы уже говорили, закончилась победой иберийцев, однако весь накопленный опыт по основанию и обслуживанию сахарных плантаций голландцы перенесли на Вест‑Индские острова. Аруба и Кюрасао стали крупнейшими площадками по производству сахара, заменив и вытеснив бразильский сахар из Европы. Португальцы так и не смогли в конкурентной борьбе вернуть утраченные позиции.

Амстердамская биржа стала крупнейшей в Европе – при посредстве голландских маклеров заключались сделки между купцами и банкирами всего Старого Света. Здесь котировались акции ценных бумаг торговых компаний, размещались займы, устанавливались цены на все товары и т. п. Такое положение вещей не могло не заботить англичан. По всему миру нарастала беспощадная конкурентная борьба между английским и голландским капиталом. Несмотря на дипломатические политесы, между двумя странами зрел клубок противоречий.

Если в торговле Испанию заместила Голландия, то вся степень политического и военного влияния в Европе после 1659 года перешла к Франции. В одну из статей Пиренейского мира кардинал Мазарини включил хитрый пункт, согласно которому французский король Людовик IV брал в жены испанскую инфанту Марию‑Терезию, которой в качестве приданого Испания должна была выплатить 500 тысяч экю. Эта сумма была также компенсацией французскому королю за то, что его жена навсегда отрекалась от испанского престола, и Людовик не мог претендовать на объединение Испании и Франции под своим скипетром. Позже невыплата испанцами этого «бакшиша» была использована французской стороной для развязывания Деволюционной войны и захвата части Фландрии. Но Людовик XIV, наверное, не подозревал, что его движение к гегемонии приведет в конечном итоге Францию к тому же результату, что и Испанию. Война Аугсбургской лиги и война за Испанское наследство на время покончили с французскими потугами на лидерство в Старом Свете. Французская угроза кинула в объятия друг другу двух самых заклятых врагов – Англию и Голландию, которые, забыв распри трех англо‑голландских войн, прошедших в небольшой отрезок времени с 1652 по 1674 год, объединились для борьбы с аппетитами «короля‑солнца».