Книга Коварство и честь - Эмма Орчи

— Вы! — хрипло выдохнула она.

Он поднес к губам немытый палец, но она уже пришла в себя. Вот оно: объяснение тайны этого чудовищного доноса! Англичанин отомстил за похищение жены.

— Капитан! — пронзительно крикнула она. — Берегитесь! Здесь английский шпион!

Но капитан, очевидно, не был склонен слушать бред прекрасной заключенной. Ему не терпелось покончить с этим неприятным дельцем.

— Пора, гражданка! — пробурчал он. — В путь!

— Глупец! — вскричала она, стараясь вырваться из рук солдат. — Это Алый Первоцвет! Если позволите ему…

— Алый Первоцвет? — засмеялся капитан. — Где?

— Угольщик! Рато! Это он, говорю я вам! — отчаянно вопила Тереза, когда ее бесцеремонно оторвали от земли. — Глупец! Глупец! Вы позволите ему сбежать!

— Возчик Рато?! — воскликнул капитан. — Мы уже слышали эту сказочку! Эй, гражданин Рато! Пойди сдайся гражданину Шовелену! Скажи ему, что ты и есть Алый Первоцвет! А вы, гражданка, прекратите вопить! Мне приказано доставить вас в Консьержери, а не бегать за шпионами, английскими, немецкими или голландскими. Итак, граждане солдаты…

Тереза, забыв о достоинстве, действительно визжала так, что разбудила остальных обитателей дома. Но солдаты, подчиняясь нетерпеливым приказам капитана, накинули плащ ей на голову. Таким образом обитатели унылого старого дома на улице Вильедо убедились, что когда гражданку Кабаррюс, живущую на третьем этаже, забирали в тюрьму, эта аристократка вопила и брыкалась так, как ни одна уважающая себя рыночная торговка.

Терезу усадили рядом со столь же шумливой Пепитой. Сквозь складки плаща до капитана доносились выкрики:

— Глупец! Изменник! Проклятый жалкий дурень!

Одна из жилиц второго этажа, молодая женщина, бывшая в прекрасных отношениях со всяким, кто носил мундир, перегнулась через перила балкона и весело крикнула:

— Эй, гражданин капитан! Почему эта аристо так вопит?

— Объясняет, что старина Рато — это переодетый английский шпион, и требует, чтобы мы бежали за ним.

Громкий смех был ответом на его рассказ, и когда экипаж, неуклюже раскачиваясь, двинулся со двора, его провожали громкие радостные крики.

Почти немедленно Шовелен в сопровождении солдат сбежал по ступенькам. Шум снизу наконец достиг его ушей. Сначала он тоже подумал, что прекрасная испанка забыла о своей гордости, но тут шум перекрыли две отчетливые фразы: «Алый Первоцвет! Английский шпион!»

Слова подействовали, как чары колдуньи. Это был зов из бездны, и остальной мир сразу перестал существовать в его глазах. Осталось одно, самое важное — присутствие врага.

Приказав солдатам следовать за ним, он буквально слетел по лестнице. Экипаж как раз выезжал из ворот. Двор, погруженный во мрак, был наполнен смехом и болтовней, доносившимися из всех окон и балконов. Дождь никак не унимался, и с балконов струями лилась вода.

Шовелен встал в дверях и послал одного из солдат узнать причину суматохи. Тот вернулся с отчетом о том, что аристо вопила и визжала как безумная и пыталась сбежать, послав гражданина капитана искать ветра в поле под тем предлогом, что бедный старый Рато и есть английский шпион в его обличье.

Шовелен, в свою очередь, облегченно вздохнул. Не хватало еще тратить на нее нервы! Он точно знал, что заклейменный Рато не может быть Алым Первоцветом!

Глава 32

Серый рассвет

Десять минут спустя двор и подъезд к старому дому на улице Вильедо снова погрузились во мрак и молчание. Шовелен собственными руками опечатал дверь, ведущую в квартиру гражданки Кабаррюс. В гостиной так и осталось лежать тело несчастного Монкрифа, даже не прикрытое простыней. Когда еще комиссар квартала соизволит приказать его похоронить!

Шовелен отпустил солдат и пошел своей дорогой.

Гроза постепенно утихала. К тому времени как публика повалила из театра, дождь почти прекратился. Только издалека были слышны раскаты грома. Гражданин Тальен поспешил на улицу Вильедо. Последний час стал для него настоящей пыткой, хотя здравый смысл твердил ему, что ни один человек не может быть настолько глуп, чтобы выдвинуть обвинения против Терезы Кабаррюс, его друга, Эгерии каждого влиятельного члена Конвента или клубов. И что сама она слишком добродетельна, чтобы позволить скомпрометировать себя каким-либо образом, хотя разыгравшееся воображение рисовало тошнотворные картины. Его Тереза — в руках грубой солдатни, которая тащит ее в тюрьму, и сам он не в силах узнать, что сталось с ней, пока не увидит перед этим кошмарным трибуналом, который не выносит оправдательных приговоров. И с этим страхом пришло неумолимое раскаяние. Он сам один из тех, кто помог привести в движение гигантскую машину безумных обвинений, чудовищных трибуналов и поголовных смертных приговоров, в которую теперь попадет его любимая женщина. Он, Тальен, пылкий любовник, будущий муж Терезы, помог в создании этого гнусного Революционного комитета, который с такой же легкостью и готовностью убивает не только виновных, но и невинных.

И сейчас этот человек, не считавший нужным молиться, услышав звон церковных часов, поднял затуманенные слезами глаза к священному, но оскверненному с его помощью зданию и, отыскав в своем сердце полузабытую молитву, прошептал ее у источника милосердия и всепрощения.

Гражданин Тальен свернул на улицу Вильедо, улицу, где находился дом Терезы, и поднялся по черной лестнице на этаж, где еще недавно жила его богиня. На площадке сплетничали две соседки. Одна из них узнала влиятельного депутата.

— Это гражданин Тальен, — шепнула она.

Вторая немедленно поспешила услужить влиятельному депутату:

— Они арестовали гражданку Кабаррюс, а солдаты сами не знали, куда ее везут.

Тальен больше ничего не пожелал слушать. Спотыкаясь, поднялся по ступенькам на третий этаж, к двери, которую так хорошо знал. Погладил панель дрожащими пальцами, немедленно наткнувшимися на официальные печати, безмолвно поведавшие печальную повесть.

Значит, все это не сон! Убийцы схватили Терезу и потащили в тюрьму, а завтра поставят перед гнусной пародией на трибунал, который непременно приговорит ее к казни!

Кто может сказать, какие безумные мысли о возвращении в прошлое и раскаянии истерзали мозг одного из вдохновителей кровавой революции? Какие видения былых идеалов, добрых намерений, честных целей и неустанного труда мелькали перед его внутренним взором? Эта революция долженствовала отметить возрождение человечества, дать свободу угнетенным, равенство — порабощенным, братство — всей большой семье людей! Но каковы были последствия, к чему все это привело в итоге, как не к угнетению, куда более жестокому, чем прежде, к братоубийству и высокомерию, с одной стороны, и к пресмыкательству — с другой, к постоянному страху смерти, обреченности и ужасу?

Несколько часов Тальен сидел в темноте на лестнице у двери Терезы, сжимая голову руками. Наконец серый холодный рассвет, заглянувший в крохотное окошечко наверху, нашел его по-прежнему на месте, неподвижным, как статуя.