Книга Московское царство и Запад. Исторические очерки - Сергей Каштанов

Иногда возвращаются к марксову определению собственности как совокупности общественных отношений[638]. Это определение он дал в письме к П.В. Анненкову от 28 декабря 1846 г.[639]. Однако едва ли оно является наиболее удачным и наиболее точным определением собственности. Если собственность – все общественные отношения, то зачем вообще нужно понятие собственности? Некоторые авторы связывают собственность только с «распределением» вещей, которое характеризуется как «присвоение»[640], хотя присвоение осуществляется на всех стадиях процесса производства, куда входят, как известно, само производство, а также распределение, обмен и потребление.

Не вдаваясь в толкование взаимоотношений между собственностью, владением и пользованием, многие современные авторы просто включают две последние категории в состав «собственности» и добавляют к ним третий элемент – «распоряжение». Эта «триада» считается классической и выражающей существо «права собственности»[641]. Можно весьма усомниться в том, что указанная «триада» состоит из однородных понятий. «Владение» и «пользование» являются экономическими категориями, в то время как «распоряжение» – категория правовая. Распоряжение присуще не только «собственности», но и в той или иной степени владению и пользованию. В ряде работ, посвященных «собственности», сколько-нибудь развернутое определение ее вообще отсутствует[642].

Глава 2

Иммунитет и так называемое «внеэкономическое принуждение»

Рассмотрев сущность владения и собственности – двух краеугольных понятий, фигурирующих в марксовом объяснении феодальной ренты, мы должны проанализировать и третье понятие, входящее в это объяснение, – внеэкономическое принуждение. У основоположников марксизма-ленинизма определение внеэкономического принуждения не сформулировано.

Н. С. Михаловская говорит о применении государственной власти как орудия внеэкономического принуждения: «…Смешение публично-правовых и частноправовых отношений, власти государя с властью помещика-землевладельца, откроет уже более полную возможность для применения принудительности, лежащей в основе государственного властвования, к экономической области, – иными словами, для применения государственной власти как орудия внеэкономического принуждения, для эксплуатации подданных государя-помещика»[643]. А. В. Венедиктов, не давая определения внеэкономического принуждения, оперирует этим понятием только при характеристике феодальных отношений[644]. Иначе делается во втором издании «Большой советской энциклопедии»: «Внеэкономическое принуждение – принуждение к труду в антагонистическом обществе путем прямого насилия… Внеэкономическое принуждение основывается на отношениях непосредственного господства и подчинения, на личной зависимости трудящегося от эксплуататора. Внеэкономическое принуждение характерно для рабовладельческого и феодального общества»[645]. По существу то же самое читаем и в «Советской исторической энциклопедии»: «Внеэкономическое принуждение – форма принуждения к труду, основанная на отношениях непосредственного господства и подчинения, на личной зависимости трудящегося от эксплуататора; специфическая форма общественных отношений людей в процессе материального производства, характерная для рабовладельческой и феодальной антагонистических классовых формаций»[646].

В своей первой монографии о собственности М. В. Колганов относил внеэкономическое принуждение только к феодальным отношениям: «Внеэкономическое принуждение было… следствием феодальной земельной собственности, особой формы ее организации»[647]. Во второй монографии он не затрагивает проблему внеэкономического принуждения, когда анализирует рабовладельческие формы собственности, но, касаясь «рабства» и «крепостничества» вместе, пишет: «Отношения так называемого внеэкономического принуждения являются лишь маскировкой господства материальных условий производства над людьми на определенных ступенях развития общества и общественных производительных сил»[648]. С. Д. Сказкин не выводит внеэкономическое принуждение за рамки феодального общества: «…Внеэкономическое принуждение есть средство получения феодальной ренты собственником земли от самостоятельного мелкого хозяина, а не основа ее конституирования»[649]; «…Внеэкономическое принуждение вытекает из феодальной собственности»[650]; «судебная и административная власть сеньора… есть, с одной стороны, средство внеэкономического принуждения, а с другой – источник доходов, которые тоже входят в феодальную ренту, как одна из ее частей»[651].

Б.Ф. Поршнев, приводя высказывание В. И. Ленина о невозможности получения ренты помещиком без «прямой власти над личностью крестьянина»[652], указывает: «Из этих слов совершенно ясно, что именно понимает марксизм под „внеэкономическим принуждением“. Слово „внеэкономической не должно ввести в заблуждение, будто речь идет о любой форме насилия или даже о религиозном воздействии. Речь идет лишь о разных проявлениях собственности феодалов в отношении личности крестьян, об ограничении личной свободы крестьян как средстве принуждения их к труду на феодалов, начиная от крепостного состояния и кончая сословной неполноправностью крестьянина. Это же содержание кратко может быть выражено другой формулой: неполная собственность феодала на работника производства, крепостного (в отличие от полной собственности рабовладельца на работника производства, раба). Марксистская политическая экономия включает этот вид собственности в характеристику основ феодальных производственных отношений. Данный (как и всякий) вид собственности следует ясно отличать от надстройки (государства, права, религии и пр.), которая его защищает, укрепляет, санкционирует. Неполная собственность феодалов на крестьян, создающая внеэкономическую зависимость крестьян, характеризует не надстройку, а базис феодального общества, принадлежит к числу существеннейших черт феодального базиса»[653].