Книга Долг - Виктор Строгальщиков

– В офицерском магазине. Но больше нет, последние. Мало завезли.

– Не продашь?

– Один могу. Ну ладно, два. По пятнадцать. Как родному, понял?

– Понял, земеля, я сейчас.

Значит, на базе «Явы» нет, иначе бы водила отоварился. И если лейтенант... Не станет он из-за какой-то «Явы» гнать волну. Сейчас он сменится с дежурства и пойдет к своей бабе. Сутки не видел, дело молодое. Я посмотрел на стенд: мой латекс уже высох, картинка с текстом смотрится как новая. Хорошо, что я не поленился и хорошенько вытер тряпкой стенд. Сачок зафигачил бы латексом прямо по пыли, были бы видны разводы. А я плохой работы не люблю.

Вечером в каптерку пришел тот писарь из третьего батальона. Спросил: надумал я идти или отказываюсь. А я уже сходил, сказал я писарю. Тот обалдел. И деньги все принес? Принес. Ну так давай!.. Нет, сказал я писарю, тебе я деньги не отдам. Ты кинешь пацанов и свалишь на меня. Приходите вчетвером и завтра, после ужина. Я сегодня отдыхаю. Писарь было дернулся, уж так хотелось ему бабки руками потрогать. Но смекнул, что я здесь командир и будет так, как я сказал. Когда писарь ушел, мы сторговались с Арой на оставшуюся «Яву» по тринадцать. Чужие деньги я отдал Аре на хранение до завтра. Свою часть денег спрятал в сапоге, после отбоя перепрятал в канцелярии – есть у меня там уголок под шкафом.

Когда назавтра пришли четверо, я сдал им деньги по бумажке, заставив расписаться при свидетелях – Аре и Вальке. Эти четверо могли ведь кинуть тех, кто им хабар сдавал, и я застраховался от разборок. Деньги – штука вредная, особенно чужие. Людям жалко с ними расставаться. Так в институте объясняли нам по Энгельсу и Марксу.

В воскресенье с утра пошел в наш гарнизонный магазин. Здесь я никогда и ничего не покупал. Свой чемодан, уехавший с Караевым, я паковал в немецких магазинах. Кое-что мне подбирал и покупал гаштетчик Вилли. Гарнизонный магазин у нас большой, товара в нем всегда лежало много, и мне казалось, что – хорошего товара. Когда же стал смотреть подробно, для себя, вдруг обнаружилось: взять нечего. Сплошной дешевый ширпотреб, и половина, ежели не больше, из Союза. Зачем, скажите мне, везти через границы эти бледные жалкие тряпки? Наверняка у военторга гешефт с производителями. Мне наплевать на военторг с его гешефтом, меня он не касается, но что же мне купить на дембель? Какой же я дурак! Надо было занять денег у Вилли и не валяться на диване, пока он ездил на завод, а прошвырнуться по окрестным магазинам. Рядом с гаштетом есть большой универмаг, мог бы там отовариться разом. Ага, конечно, и с тряпками потом на КПП? Короче, выбирай из того, что имеется. Я и выбрал по вещице на каждого домашнего, и Гальку не забыл. И еще зачем-то взял ковбойский пояс с двумя никелированными револьверами. Пояс был кожаный, в заклепках, а револьверы – с пистонами ленточкой. Я бахнул в магазине – все подпрыгнули. Вот потому и купил, что подпрыгнули. Себе взял шариковую ручку – толстую, как настоящая чернильная, таких в Союзе я не видел, с набором стержней про запас. Сойдет за сувенир. А вот главной покупкой – чемоданом дембельским – я остался доволен. Выбрал раскладной, из хорошего кожзаменителя. В сложенном виде он был не больше школьного портфеля, но стоит распустить две молнии и отстегнуть защелки – распахивался втрое.

Вот он стоит сейчас, полупустой, под нарами теплушки, а я курю рядом с Валькой на лавке у печки. Колесников варит чифирь на таблетках сухого спирта – я даже не спросил, где он их взял. В дверном проеме перед нами тянется теплая чужая ночь. Проплывает залитый светом переезд с полосатым шлагбаумом, за ним армейская машина. Немцы по ночам не ездят, ночью они спят – у них порядок, орднунг. А мы за водкой ездим к ним и будим. И правильно делаем: чтобы не проспали свою народную, блин, демократию. Раньше эта фраза приводила меня в недоумение: ведь масло получалось масляное: демос – он и есть народ. Потом ворюга-завстоловой просветил, что масло маслу рознь.

Едем мы медленно. Кажется, что можно соскочить и пробежаться рядом. Курим, молчим, хлебаем чифирь, потом Колесников ни с того ни с сего начинает смеяться. Я так смеялся, когда первый раз анашу покурил.

– Ты чего? – говорю я Колесникову.

– А, блин, вспомнил, как Бивень лося испугался.

Это действительно было смешно.

Прошлой весной мы стояли лагерем в палатках на краю леса возле Ордруфского полигона. Были стрельбы и инженерная, но без беготни. Палатки были большие, на полный взвод, и с раскладушками. Жили мы там хорошо, и кормили нас отлично, только дождь надоел – все мокрые, а обсушиться негде. Днем моросит, а ночью небо звездное, и тянет холодком. Я вроде как согрелся под бушлатом и почти заснул, и тут Колесников – в бушлате, при оружии.

– Вставай давай.

– Ты что, сдурел?

– Да не ори ты... – и вышел из палатки.

Шепотом ругаясь, я поднялся, натянул бушлат. На выходе столкнулся с Валькой.

– Автомат возьми.

– Зачем?

– Возьми, я говорю.

Обогнули в темноте палатку, Колесников поозирался и нырнул в кусты, я – за ним. Когда мы отошли шагов на пятьдесят, я шепотом сказал:

– А ну-ка стой. В чем дело-то?

– Да лоси, лоси!..

– Какие лоси, твою мать?

– Да настоящие!..

Валька днем кантовался в наряде и послан был с командой молодых набрать в лесу сушняк для полевой кухни. Немцы свои леса держат в порядке, там на виду ничего не валяется, надо искать. Молодые шастали по лесу, а Колесников от нечего делать забрел подальше и вышел на край большой поляны, где стояли два стога сена и дощатое корыто на козлах, и из того корыта что-то ели два настоящих лося, большой и поменьше. Большой увидел Вальку, посмотрел на него и спокойно двинулся в лес, маленький еще немного пожевал и затрусил следом.

– Здесь же заповедник! Они же, блин, непуганые.

– Ну и что?

– А вот что, – сказал Валька и достал из кармана пригоршню боевых патронов. – Хочется мяса порубать. Бациллы надоели.

– Услышат ведь!

– Фигня! Подумают – ночные стрельбы. Сам знаешь, здесь всегда палят. На, возьми.

Патроны в лунном свете матово блестели. Не сдал после стрельб? Ну, Колесников!..

– Я магазины не взял.

– А на хрена ты с автоматом и без магазинов?

– Да я же не знал ничего!

– На мой второй.

– Ну, вляпаемся, блин...

Колесников шел первым и уверенно. Минут через пятнадцать впереди стало светлее, сквозь стволы и ветки проступило открытое пространство, и левее по нашему ходу я увидел две серые округлые кучи, хорошо заметные на фоне дальнейшей лесной черноты, а еще на два пальца левее по той же черноте слегка перемещалось мутное пятно.

Автомат у Вальки был в руках. Я и подумать не успел, что же нам делать дальше, как Валька упал на колено, подкинул ствол и оглушительно бабахнул «двушкой». Пятно как бы сплющилось по вертикали, от него отделилось другое, маленькое, и исчезло за стогами. А первое пятно снова стало большим, мы услышали треск, потом пятно исчезло.