Книга Рождение богов (Тутанкамон на Крите). Мессия - Дмитрий Мережковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он снял с руки своей перстень, надел ей на руку, еще ниже нагнулся, поцеловал ее в голову и, отойдя от нее, вернулся в царскую скинию.
– Клюнула рыбка, клюнула! – шепнул Туте на ухо стоявший рядом с ним в толпе царедворцев старый вельможа Айя, друг его и покровитель.
– Ты думаешь? – спросил Тута.
– Будь покоен: клюнула. Этакой парочки другой не сыскать: друг для друга созданы. Мужчина да женщина – крючочек да петелька – двое в любви, а здесь – четверо.
– Как четверо?
– Так; двое в нем, двое в ней; петелька – крючочек, крючочек – петелька: сцепятся – не расцепятся.
– Ты, Айя, премудр! – восхитился Тута.
III
Хор слепых певцов запел Атонову песнь. Нищие бродяги, ходили они по большим дорогам, из села в село, из города в город, питаясь подаяньем. Царь, однажды услышав их у врат Атонова храма, так пленился ими, что назначил им быть храмовыми певчими, да возносится Богу хвала не только от счастливых, мудрых и зрячих, но и от несчастных, темных, слепых.
Их было семеро. Перед царскою скинией стояли они в ряд, на коленях, голые, только в белых передниках, с телами, почерневшими от солнца, с руками и ногами иссохшими, тонкими, как палки, с видными сквозь кожу ребрами и животами вздутыми: головы бритые, лица сморщенные; складки около губ, как у больных, старых псов; носы курносые, тоже как у псов, нюхающие; узкие слепые щелки воспаленных глаз.
Запевало, сидя впереди, играл на высокой семиструнной арфе, а остальные, отбивая лад песни ладошами, пели голосами гнусавыми. Прямо на солнце смотрели слепыми глазами, но светлого бога Ра не видели, славили теплого бога Шу:
И, кончив унылый припев, запели радостную песнь:
Солнце уже заливало крышу храма, но внизу, на семи дворах, была еще тень; только высокие чела пилонов позлатились; пестрые флаги мачт над ними трепетали в утреннем веяньи радостным трепетом; радостным шелестом шелестели крылья белых голубей, и зимние ласточки резали воздух свистящим полетом, пели солнцу, кричали, визжали от радости: «Ра!»
Царь снова взошел на пирамидный жертвенник и бросил в огонь пригоршню ладана. Вспыхнувшее пламя побледнело в солнце; заклубился розово-белый дым, и на семи дворах, с трехсот шестидесяти пяти жертвенников поднялись такие же дымы: если бы кто-нибудь увидел их издали, то подумал бы, что в городе пожар.
Медленным движеньем подымая руки к небу, как бы вознося невидимую жертву, царь возгласил:
– Все, что ни есть в уделе сем, от Восходной Горы до Закатной, – земли, воды, села, злаки, звери, люди, – приносится в жертву тебе, Солнце живое, Атон, да будет царство твое на земле, как на небе, Отец!
Темная жатва человеческих голов склонилась, как жатва колосьев под ветром. Трубы, флейты, систры, лютни, гусли, арфы, тимпаны, кимвалы, киннары слились с тысячегортанным ревом толпы в один оглушающий хор:
– Пойте Господу новую песнь, пойте Господу, вся земля! Воздайте Господу, племена народов, воздайте Господу славу и честь! Да веселятся небеса и да торжествует земля! Радуйся, Радость-Солнца, Сын-Солнца-Единственный – Ахенатон Уаэнра!
Дио смотрела прямо в лицо царя и думала с такою радостью, как будто уже видела Сына: «Ближе к Нему, чем он, не был никто из сынов человеческих!»
Стража пускала в ограду перед царскою скинией только высших сановников. Но за оградой отведено было особое место для новообращенных – людей всякого звания и племени – Вавилонян, Хеттеян, Ханаанеян, Эгеян, Ливийцев, Миттанийцев, Фракийцев, Эфиоплян и даже Иадов Пархатых.
Вдруг Дио увидела в этой толпе Иссахара, сына Хамуилова. Пристальным взором смотрел он прямо в лицо царя, и злая усмешка кривила губы его. Дио долго не могла оторваться от лица его: все хотела что-то вспомнить.
Хор умолк, и в наступившей тишине раздался голос царя:
– Господи, прежде сложения мира открыл Ты волю свою Сыну своему, вечно сущему. Ты, Отец, в сердце моем, и никто Тебя не знает, – знаю только я, Твой Сын!
«Проклят обманщик, сказавший: “я – Сын!” – вдруг вспомнила Дио слова Иссахара в Гэматонской часовне и, взглянув опять на царя, подумала с ужасом: – Кто это? Кто это? Кто это?»
IV
«В семидесяти душах пришли отцы наши в Египет, а ныне Господь умножил нас, как звезды небесные. И расплодились мы, и усилились чрезвычайно. И сказал царь Египта народу своему: “Вот народ сынов Израилевых, многочисленнее и сильнее нас. Перехитрим же его, чтобы он не размножился; иначе, когда будет война, соединится он с нашим неприятелем”. И поставили над нами работоначальников, чтобы изнуряли нас тяжкими работами над глиной и кирпичами. И стенали мы от работы, и вопияли, и вопль наш восшел к Богу. Мышцею крепкою и дланью простертою вывел нас Бог из Египта, из печи железной. Когда же, гонимые войском царя Египетского, подошли мы к Чермному морю, то простер вождь сынов Израилевых, Моисей, руку свою на море, и расступились воды; влага стала стеною, опустели пучины в сердце морей. И обратились воды на Египтян, и покрыло их море, и погрузились, как свинец, в великих водах».
Так говорили сыны Израилевы, а Египтяне смеялись над ними:
«Ничего этого не было: никогда никакой царь Египта не погибал в море, а вождь Иадов Пархатых, называемый ими по-египетски Мозу-Дитя, Сын, – вовсе не Сын Божий, как думают они, а сын раба, злой колдун, вор и убийца, бежавший в пустыню, к мадиамским кочевникам, потом вернувшийся тайно в Египет и сделавшийся вождем разбойничьей шайки Хабири – Хищников, тех же Иадов. В пограничных областях Египта то и дело бунтуют Хабири. Во дни царя Тутмоза Четвертого произошел один из таких бунтов: шайка Хабири ушла в Синайскую пустыню и погибла там от жажды и голода вместе с Мозу – Моисеем, вождем своим».
Так ругались сыны Хамовы над сынами Израиля. Впрочем, не только египтяне, но и многие среди самих израильтян – Моисей вывел из Египта лишь часть их – чудесам Исхода не верили и новому богу Иагве не поклонились.
«Что это за бог? – говорили они. – Мы его не знаем. Иагве, на языке мадиамском, значит Губитель. Это бог не Израиля, а Синайских кочевников, бес пустыни, огнь поядающий. Не для того ли и сын его, Моисей, выходя к народу, покрывал лицо свое, чтоб не узнали, на кого он похож? Когда же сам Иагве явился ему, подполз во мраке ночи несказанным страшилищем, чтобы умертвить его, жена Моисея, Сепфора, отрезав крайнюю плоть сына своего и кинув ее к ногам Губителя, сказала: “Ты – Жених крови у меня, Жених крови по обрезанию!” И, напившись крови, Кровопийца отошел. Нет, не таковы боги отцов наших, Элогимы кроткие: Элиун, Отец, Эль-Шаддай, Сын, и Эль-Руах, Мать. Тот – буря, гнев, огнь поядающий, а эти трое – тихость, милость, свежесть росная».
