Книга Когда зацветет сакура… - Алексей Воронков

– Ты что это?.. Почему меня домой не пускаешь? – пьяно возмутился Бортник.

– Тс-с! – приложил палец к губам Жаков, закрывая за собой дверь. – Послушай, Жора, – с жаром шептал он товарищу на ухо. – Я Козыреву сказал, что ты в сортире торчишь, животом мучаешься, так что не подведи меня… – взглянув внимательно на дамочку, спросил: – А это еще кто?

– Это? – пьяно икнув, переспросил Жора и прижал к себе незнакомку, да так, что та чуть не закричала от боли. – Это Маша… Она едет до Уссурийска… Короче, давай-ка впускай нас в купе – гулять будем, – с этими словами он достал из одного кармана бутылку коньяка, из другого – «гусыню» с грузинским портвейном. – Закуски нема, – говорит, – но ничего, у нас есть «сухпай», так ведь?..

Проснулся Козырев.

– Эй, где вы там? – заслышав голоса за дверью, крикнул он. – А ну давай сюда! Надо корейцев кормить, – он встал с полки, достал из рундука один из вещмешков и поставил его перед собой. – Ну, что вы там застряли? – снова крикнул он офицерам.

– Все, Жора, прощайся с барышней… Слышишь, Козырев зовет… – сказал Алексей товарищу. – Давай-давай, закругляйся. Сейчас не то время, чтобы ерундой заниматься…

В этот момент вагон сильно качнуло, и Бортника шарахнуло в сторону, да так, что он едва не зашиб свою спутницу.

– Ладно, Маша, ступай-ка к себе в вагон, – неожиданно посоветовал он ей. – Я скоро тебя навещу, ты меня слышишь?..

Как оказалось, корейцы уже успели поужинать – обошлись своим продуктом, который взяли в дорогу. Так что, когда русские попытались навязать им тушенку со сгущенкой, они вежливо отказались.

– Ну вот, а мы-то старались… – недовольно пробурчал Козырев, когда они вернулись в свое купе. – Кстати, а ты что такой пьяный? – заметив, как штормит Бортника, как тот не может сфокусировать свой взгляд ни на одном предмете, спросил он его.

Жора пытался что-то сказать, но не смог, и тогда на помощь к нему пришел Жаков.

– Товарищ Козырев, а вы разве никогда не мучились животом?

– Мучился, – ответил тот. – Но, по крайней мере, у меня ноги не подкашивались и рожа не была такой кривой…

Жаков хмыкнул.

– Но ведь болезнь у каждого по-разному протекает, – заметил он. – У вас так, у Жоры… простите, капитана Бортника, – так…

Козырев бросил на него недовольный взгляд.

– Ты кого хочешь провести? – спросил он его. – Вот что, друзья… – уже совсем строго проговорил он. – С этой минуты – никакого вина! И чтобы ни на шаг из вагона – вам понятно?

– Так точно! – выпалил Жаков.

– Ну ни на шаг так ни на шаг… – с сожалением проговорил Бортник.

– Все… Думаю, к этому вопросу мы возвращаться больше не будем, – сказал Козырев. – А сейчас… Сейчас мы установим график дежурства. Дежурить будем по два часа… Один дежурит – двое спят, и так до самого утра… Кстати, днем тоже будем дежурить… – заявил он. – Итак, первым заступает на пост…

– Разрешите я?.. – попросил его Жаков.

– Добро! – кивнул москвич. – Дежурить будем в коридоре… Давай, проверь оружие – и вперед! – приказал он Алексею.

Тот отвернул полу пиджака, достал из-за пояса свой ТТ и, вынув из него обойму, передернул затвор. Следом раздался щелчок, после чего он возвратил обойму на место.

– Я пошел… – сказал он и вышел из купе. Жора хотел было последовать за ним, но Козырев остановил его.

– Стоять!

– Да я только покурю и назад… – говорит Бортник. – Ну что вы, ей-богу?..

– Кури здесь! – коротко бросил москвич. – И не вздумай выходить… Выйдешь – арестую!..

Жора, не привыкший к такому обращению, готов был взбрыкнуть, однако не посмел.

– Ладно!.. – бросил он и полез на вторую полку. На предложение Козырева занять нижнее место он заявил, что любит спать наверху и привычкам своим изменять не желает.

– Ну как хочешь… – буркнул старшой. – Только не упади. А то, гляжу, ты едва на ногах держишься… Ой, смотри, капитан, доиграешься… Думаешь, я не понял, что ты не на толчок ходил? Короче, я предупредил…

Потушив свет, он некоторое время молча сидел, уткнувшись зрачками в темноту и прислушиваясь к стуку вагонных колес. Тихий, покойный ход времени. Ощущение такое, будто бы все это с ним происходит во сне. А на самом деле нет никаких корейцев, нет этого поезда, а есть дом, жена, которая возится сейчас на кухне и вот-вот подаст свой голос. «Андрюша, еще не спишь?.. А я борщ на завтра приготовила. Твой любимый, со шкварками…»

«Господи, как же далеко я забрался, – подумал Козырев. – Но ничего, скоро я уже буду дома». При этой мысли он умиротворенно улыбнулся. Нет, правильно говорят: в гостях хорошо, а дома лучше. А тут еще и возраст дает о себе знать. Раньше он легок был на подъем и в командировки ездил с удовольствием, но с годами стал ощущать, что ему все труднее и труднее это дается. Едет, а сам думает: поскорее бы вернуться! Ну разве это дело?..

Дождавшись, когда Бортник уснет, он тоже лег. Спать не хотелось. Он лежал и слушал, как стучат вагонные колеса, налетая на железные стыки. «Как там наш Жаков?» – неожиданно подумал он. Впрочем, Жакова он считал человеком надежным. А вот этот увалень Бортник – совсем другой. Нет, мужик он ничего, но больно вольный какой-то. Но все, больше он ему не позволит выпить ни рюмки. Вот выполнят задание – тогда другое дело…

2

В эти минуты Алексей тоже думал о Жоре. «Ну что он, дурак, делает? А если Козырев припомнит ему все эти его выкрутасы? Может, это он мягко стелет, а потом как выдаст-выдаст!.. Ведь он – власть, к самому Берии в кабинет вхож, так что у него хватит сил и возможностей, чтобы испортить Жоре жизнь… Странно как-то. Вроде Гошка по жизни человек осторожный, а вот выпьет – и куда все девается?»

Ночью время тянется медленно, особенно если ты бодрствуешь, но зато оно богато на всякие разные мысли. Так мало-помалу Алексей увяз в воспоминаниях. Вначале что-то одно вспомнил, потом другое, третье – так и потянулись чередой в его сознании картины прошлого.

…Вот он, совсем крохотный мальчонка, лежит в люльке и прибывший на побывку отец-красноармеец протягивает ему вишенку. Купил пакетик этой ягоды на станции у какой-то старушки.

Интересно, сам Алексей все это запомнил или ему об этом кто-то потом рассказал? Ведь рядом была мать, были старшие братья и сестры…

Кто-то вдруг вбежал в дом: «Сергей! Беги! Тебя хотят убить…»

Шел 1918 год. Самара и вся губерния были в руках красных, а тут вдруг пленные чехи подняли восстание и захватили власть в Поволжье. Начались расстрелы – стреляли всех, кого подозревали в связи с большевиками. И надо же было Сергею Жакову появиться в такую пору в родном селе, где уже вовсю хозяйничали кулаки. Те тоже – чуть что – сразу к стенке. А их в Кураповке было немало. Дети у них здоровые, мордастые. Сами кулаки обыкновенно не работали – нанимали работников. Когда они, бывало, гуляли, казалось, их была добрая половина деревни. Может быть, и так. Кураповка-то слыла зажиточной. Однако и бедноты хватало. Алексей помнит, как пацаном он работал у кулака Исайки за двадцать пять копеек в день, на которые разве что пару швейных иголок можно было купить.