Книга Запад и Русь. Истоки противостояния - Георгий Катюк

Не в последнюю очередь именно попыткой внедрения на Дону данной веры было спровоцировано восстание Кондратия Булавина 1707–1709 гг. То, что новшество было казакам «не любо», четко зафиксировано в воззвании Булавина: «Всем старшинам и казакам за дом Пресвя-тыя Богородицы, за истинную христианскую веру и за все великое войско Донское, также сыну за отца, брату за брата и другу за друга стать и умереть за одно! Зло на нас умышляют, жгут и казнят напрасно, вводят в эллинскую веру и от истинной отвращают (выделено мной. — Г.К.). А вы ведаете, как наши деды и отцы на всем Поле жили и как оное тогда крепко держалось; ныне же наши супостаты старое наше Поле все перевели и ни во что вменили и так, чтобы нам его вовсе не потерять, должно защищать единодушно и в том бы все мне дали твердое слово и клятву»[121].

В чем тут дело? А в том, что под ненавистной «эллинской верой» здесь имелась в виду модернизированная версия греческой веры — продукт все той же Ферраро-Флорентийской унии с латинянами, лишь при патриархе Никоне пробивший себе дорогу в России. Казакам же импонировала архаичная версия греческой веры, практически иудаизм, но с элементами мессианства.

Вот что об этом писал историк казачества Е.П. Савельев: «Усвоив себе главные догмы Христова учения, как они были установлены первыми вселенскими соборами, казачество, будучи оторванным от всего христианского мира и при этом считавшее себя выше и сильней других наций (это явление наблюдается во всех военных орденах), во всей остальной духовной жизни осталось верным своим старым заветам. Это характерно сказалось во взглядах казачества на некоторые церковные обрядности, и особенно на таинство брака. Брак на Дону в XVI и XVII вв. и даже в первой половине XVIII в. не считался таинством, а гражданским союзом супругов, одобренным местной казачьей общиной, станичным сбором. Венчание в церкви или часовне было не обязательным, хотя многие из этих союзов, после одобрения общины, скреплялись церковным благословением. Развод производился так же просто, как и заключение брака: муж выводил жену на майдан и публично заявлял сбору, что «жена ему не люба», и только. Женились 4, 5 и более раз и даже от живых жен. Несмотря на указы Петра I и его преемников, а также настоятельства воронежского епископа о воспрещении этого «против-наго» явления, Донское казачество продолжало следовать в отношении брака своим старым древнегетским обычаям, как это раньше делали их сородичи, гетское казачество новгородских областей. Даже строгая грамота императрицы Елизаветы, данная 30 сентября 1745 г. на имя войскового атамана Ефремова и всего Войска Донского, не вмешиваться в церковные дела и не допускать среди казачества этого «противнаго святым правилам» явления, как жениться от живых жен и четвертыми браками, не помогла делу, и казачество продолжало твердо держаться за свои старые устои. Такое мировоззрение на первый взгляд покажется еретическим, как продукт язычества и глубокого религиозного невежества, но не нужно забывать, что христианство возвысило этот гражданский союз на степень таинства не сразу, а в течение веков, и идея этого таинства получила неодинаковое развитие на востоке и на западе; в протестанстве же брак вовсе сведен на степень гражданского акта. Гражданский брак допущен законами Англии, Франции, Австрии, С. Америки и др. стран. Освящение этого гражданского акта церковным благословением предоставлено совести верующих и юридического значения в области гражданского права не имеет, как не имело оно и на Дону. Брак, одобренный станичным сбором, считался законным. Церковное благословение заключенного с согласия общины брачного союза есть явление не новое, а чрезвычайно древнее, встречающееся еще в первых веках христианства. В силу этих-то причин казачество, как оторванное на многие века от просветительных центров христианства, и удерживало свои древние обычаи, правда, не все, но в значительной своей массе, до конца XVIII в.»[122].

Зафиксированные здесь факты явно не соответствуют канонам современного православия. А упоминание о многоженстве напрямую связывает данные традиции с иудаизмом, в котором оно ранее широко практиковалось. У Савельева, правда, это не иудаизм, а «догмы Христова учения, установленные первыми вселенскими соборами». Ну что ж, можно и так трактовать… Большой ошибки не будет.

Заключение

Как видите, Россия вполне подходит на роль правопреемницы Византии — Нового, или Третьего Рима. Да, она несколько отошла от традиционных канонов православия (старой веры) в 1666 году. Но ведь сделала она это не по своей инициативе, а под влиянием alma mater — греческого патриархата, взявшего на себя, таким образом, часть вины за это отступничество.

Однако даже их совместная вина не перевесила вину Запада — еще одного осколка империи, порвавшего с прошлым наиболее радикальным способом. И тут дело даже не в самом факте разрыва связей и отхода от традиционных устоев. Возможно (и даже скорей всего), Империя и заслужила такое отношение к себе и к своим ценностям. Тем более не годится давать нравственные оценки самому результату свершившегося — католической вере, которая сама по себе не лучше и не хуже других.

Дело в другом. Вызывают отторжение веками предпринимающиеся попытки силой или хитростью навязать появившиеся новшества своим вчерашним единоверцам, подведя фальшивую юридическую и моральную базы под эти деяния. Я имею в виду в первую очередь Крестовые походы и их обоснование, не имеющее ничего общего с реальностью. В целом же раздражает стремление распоряжаться чужими судьбами, ставшее на долгие века вперед лейтмотивом восточной политики Запада. Излишне напоминать, что это было то самое качество, которое придавало Империи, злоупотреблявшей им, одиозный характер. Vicarius filii dei, — гласит надпись на папской тиаре[123]. Наместниками самого Иисуса Христа возомнили себя римские папы. Такое же самомнение привело к краху и «Второй Рим» — Византию.

Я не случайно упомянул ранее об отсутствии настоящей демократии в западных странах. Да, они в свое время явились родоначальниками этой формы государственного устройства, поскольку так называемые «варварские королевства», из которых они стихийно выросли, изначально представляли собой народные дружины с выборным принципом избрания вождей. Демократии перед авторитаризмом на Западе отдавали предпочтение даже там и тогда, где и когда избирательная система престолонаследия сменилась наследственной монархией с элементами абсолютизма[124].