Книга Философия возможных миров - Александр Секацкий

Вот что я, собственно, хотел сказать. Спасибо».

Карл Словаков. – Вам спасибо. Вопросы, пожалуйста.

Вопрос. – Скажите, а Воины Света, они ведь должны победить? Как будет выглядеть их победа и что для этого понадобится?

Бу Васильев. – Ну, я думаю, что Воины Света в чистом виде сражаются только за спасение души. Каждой конкретной души. А поприще истории – это все же арена грехопадения, и поэтому здесь силы Света и Тьмы никогда не сражаются напрямую… да и вообще все, происходящее в царстве Кесаря, имеет некую инфернальную примесь.

Но. Во-первых, когда поборники правого дела призывают к борьбе, они вправе эту примесь не учитывать, поскольку иначе они бы вообще не сдвинулись с места. Однако исследователь обязан принимать ее во внимание, иначе он ничего не поймет в картине истории.

Во-вторых, неизбежная примесь разнородных сил все же отнюдь не отменяет принципиального различия между полярными проектами, что я как раз и попытался продемонстрировать в своем докладе. Спасибо.

Исторические неврозы и социальные симулякры

(из доклада Свена Бутусова)

«Как и мой коллега Бу Васильев, я тоже пытаюсь разрешить загадки современной истории, пытаюсь вырваться из плена тех заклинаний и банальностей, которые известны под именем “современной социальной теории”. Для самого себя я определяю свой метод как принуждение к очевидности – и до сих пор не перестаю удивляться, сколько же для этого требуется усилий! Я также исхожу из того, что удивительное, если оно продолжает нас удивлять, не должно стираться под воздействием времени, не должно реагировать на раздражение: “Сколько же можно удивляться?” Полагаю, что такова позиция ученого в отличие от позиции обыденного сознания. Иными словами: если необъяснимое остается необъясненным год за годом, поколение за поколением, то от этого необходимость его объяснить все же не исчезает. Теперь к делу.

Когда я смотрю на иллюзион истории, разворачивающийся у меня на глазах, я вспоминаю поразивший меня когда-то эксперимент, описание которого я вычитал у биолога и зоолога Н. Тинбергена. Ученые-этологи тогда придумали, как показать, что целесообразное поведение пчел, упорно кажущееся нашему рассудку разумным, в действительности является всего лишь слепым инстинктом. Да, у них есть удивительная социальная организация, сложная коммуникация (язык пчелиного танца), геометрия сот и ульев – ну как тут не предположить целесообразности и даже целеполагания? Но ученые аккуратно выломали донышки в сотах, в каждой ячейке… и что же? В поведении пчел ничего не изменилось, они все так же обслуживали матку, находили цветущие поляны, приносили в улей цветочную пыльцу – и высыпали ее в пустоту! Ибо они всего лишь пчелы и инстинкт не предусматривает реакции на выломанные донышки.

Человек, конечно, не пчела, но аналоги социальных инстинктов существуют и у него – и срабатывают, когда надо, если речь идет не об отдельном индивиде, а о социальных общностях, – причем, как и положено, инстинкты срабатывают весьма целесообразно. Ведь и улей в случае нападения, в случае ожидаемого и “предсказуемого” нападения реагирует целесообразно: пчелы набрасываются на агрессора и вполне могут обратить его в бегство. Но против непредсказуемого – изощренного выламывания донышек в сотах – пчелиные инстинкты бессильны, как и их социальные аналоги. Вот, например, семья, ее так и называют “основная ячейка общества” – и общество, скажем, современное европейское или американское, может заботиться об этой ячейке, предоставляя кредиты, совершенствуя семейное право, побуждая граждан работать для дома, для семьи, обустраивать домашний очаг…

И вот в какой-то стране, на континенте или в рамках целой цивилизации раздаются речи о семейных ценностях и домашнем уюте – все вроде пронизано заботой, активной гражданской позицией, но при этом семья представляет собой гомосексуальную пару! То есть общество обустраивает свою основную ячейку с той же внешней целесообразностью, с какой бедные пчелы приносят нектар в бездонные ячейки, – ведь и здесь под выломанным донышком зияет черная пустота Содома… Если бы проводники этого осквернения приступили к делу со словами: “Мы не оставим вам камня на камне, мы лишим вас ваших диких предрассудков, всего того, что вам некритически внушили в детстве, мы изменим вашу жизнь до неузнаваемости, заставим сжечь то, чему вы поклонялись, и поклониться тому, что вы сжигали”, если бы проводники-цивилизаторы приступили к делу так, у них ничего бы не получилось. Наглецов в лучшем случае ждала бы судьба либертенов, будь они хоть сплошь профессорами, будь хоть трижды юристами.

Но наши интересанты поступили иначе, они горой встали на защиту семейно-брачных уз, провозгласив, что семья важнее всего, что каждому гражданину следует стремиться к тому, чтобы создать на основе взаимности что-нибудь прочное и долгосрочное. “Мы только расширяем понятие семьи, – добавляют они, – чтобы как можно большему количеству людей выпало семейное счастье, а после расширения мы, конечно, продолжим вместе с вами борьбу за укрепление семейных уз…”

Да, только и всего, ведь и ученые-экспериментаторы не разоряли улья, они только углубили соты, сняв ограничения в виде донышек, после чего в своих интересах могли бы даже и поощрять самых трудолюбивых пчел, тех, кто приносит больше всего пыльцы.

(Далее Свен Бутусов зачитывает выдержки из публикаций сторонников гомосексуальных браков. – А. С.)

Сработал боевой симулякр, так как не было никаких предпосылок, ничего, что имело бы характер исторического тренда. Отстаивавшие определенную точку зрения продолжали ее отстаивать, не заметив подмены. Нет, конечно, множество индивидов, что называется, “выразили свою обеспокоенность”, но они не смогли никого консолидировать, поскольку не смогли прорваться сквозь маскировку и добраться до основ того, что произошло, до сути дела. Апологеты трансгуманизма и не собирались занимать позицию опознанных оппонентов, предпочитая присутствовать за спиной: “Вы против разрушения семейных устоев? Да ведь и мы отстаиваем святость и нерушимость семьи, мы просто хотим еще углубить понятие основной ячейки общества, вовлечь в нее тех, кого прошлое, все еще варварское общество отвергали! Давайте будем с ними толерантны, дадим им те же гражданские права, включая право на создание семьи, – и вместе будем двигаться к новым высотам гуманности и цивилизованности…”

И летальная инъекция прошла успешно, при всей невероятности это случилось, никто не взывает к небесам и не бьет в набат. Вот с чем хотелось бы разобраться, вот в чем должна быть первоочередная задача таких конгрессов, как наш! Не могу сказать, что я сам до конца разобрался, но кое-какие параллели с биологией помогают, хотя они и не указывают на тождественность причин. Скажем, те же кукушки, обладая удивительной адаптационной стратегией, умирают преимущественно от внутренних паразитов, как и множество других видов, освоивших мимикрию, ведь одно дело – ожидаемое направление удара, где можно выстраивать непробиваемые оборонительные редуты, и совсем другое – то, что происходит за спиной, там, где ты никогда не ждешь подвоха.

Среди прочего тут вспоминается и Фрейд, принципиально различавший испуг и страх. Страх у него относится к защитным силам психического, а вот внезапный испуг является важнейшим фактором невроза или, как он пишет в работе “Неврозы военного времени”, причиной последующего невротического развития. Было бы полезно сравнить истерические неврозы с историческими неврозами – вполне может обнаружиться кое-что общее. Оставим пока гомосексуальные браки с их добычей, законно добытым “потомством”, и рассмотрим другой пример – Беловежское соглашение.