Книга Война за океан - Николай Задорнов

«Паллада» и шхуна «Восток» только что из Сингапура и Гонконга. В каютах у многих — обезьяны, попугаи и еще какие-то птицы. Масса китайских безделушек. Чучела черепах, змей и разных экзотических зверей.

Офицеры были очень благодарны всем трем курьерам, что с разных сторон привезли письма. С большим интересом слушали новости.

Политические новости более чем полугодовой давности, привезенные Николаем Матвеевичем из Иркутска через Камчатку, давно устарели. Еще на Сандвичевых, едва он выложил их, раздались веселые замечания. Но с тех пор события в Европе пошли еще дальше. Никто из курьеров, например, ничего не слыхал о неудаче чрезвычайного русского посольства в Турции[29]. Князь Меншиков, оказывается, взял обратно свои грамоты и покинул Турцию. Английская печать резко винит Россию в желании властвовать на Ближнем Востоке. Английский флот стоит в проливах. Тучи сгущаются, и вот-вот может вспыхнуть всеевропейская война.

После Англии «Паллада» побывала на островах Зеленого мыса, на Мадейре, на Капском мысу, в Гонконге, Шанхае. Офицеры всюду съезжали на берег, жили в лучших гостиницах, обедали в лучших ресторациях, с лучшими винами, ездили на загородные прогулки в отличных экипажах, привыкли к изобилию всяческих благ земных, к обществу благородных английских дам и девиц… Насмотрелись на цветных красавиц…

Несмотря на показавшуюся Чихачеву склонность палладских офицеров к сибаритству, тут все приведено в боевую готовность, это сразу заметно. И все эти молодые люди, конечно, готовы будут сражаться с отвагой.

— Что дальше? — спрашивали офицеры Чихачева. — Что будем делать в случае войны? Вы говорите, в Амур?

Чихачеву обидно. Русские офицеры с такой холодностью судят о том, что должно составлять предмет их гордости. Каково видеть скуку, которая охватывает этих отважных молодых людей при одном упоминании об Амуре!

«Легко сказать Муравьеву, чтобы я убедил адмирала!»

Курьеров пригласили к адмиралу. Как только Бодиско, задержавшийся несколько на палубе с капитаном «Паллады», лысым, молодым еще человеком, вошел в адмиральский салон, все невольно посмотрели на него.

И его ловко сшитый красивый темный костюм, подчеркивающий рост, стройность, красоту сильных ног, и лакированные туфли с обрубленными носами, и его многочисленные брелоки на жилете на обводной цепочке, а главное, спокойное, сытое, тонкое, но сильное лицо с густыми черными бровями, пышный шелковый шарф под белоснежным большим воротником, черные кудри, свободно вьющиеся, — все обращало на себя внимание и было необычным для чиновника. При всем том он был безукоризненно вежлив со всеми и почтителен с адмиралом. За обедом, разговаривая с ним, смотрел прямо, ровно, без тени подобострастия. Путятин — с усами по углам рта, прямые волосы зачесаны на сторону на пробор и чуть завиты.

Знаменитый писатель Гончаров, который в качестве секретаря посольства идет на «Палладе», что-то не появился. Говорят, у него нога болит.

Рассказы Федора Николаевича живо захватили всех. Бодиско быстро овладел за столом всеобщим вниманием.

«Америка и Америка, — подумал Чихачев. — Все про нее!»

Федор Николаевич серьезно и обстоятельно рассказывает подробности об эскадре Перри, о нем самом, о его офицерах, об энтузиазме, с которым американцы отправляли эскадру. Говорит веско, спокойно, без тени угодничества или восторга от присутствия адмирала.

«Но, господа! — хотелось крикнуть Николаю Матвеевичу. — Не будьте слепы. Что Америка, когда у нас есть своя Америка! Поглядите на Сибирь! Каков климат там, каков народ! Что за прелесть будут порты, да надо бухты исследовать, побережье занять. Займитесь этим, Христа ради! Разве это непонятно? Что же восхищаться Америкой, а пренебрегать тем, что есть у нас. Ведь все с малого начинается. Неужели вы не в силах увидеть в нашем зародыше — в экспедиции — великое дело? Ведь сам Бодиско, кажется, просветлел, как я ему сказал…»

Федор Николаевич ни словом не упоминал о Приамурье, не сказал: «Господа, обратите внимание на все, что скажет вам лейтенант Чихачев, присланный из Сибири. В руках экспедиции, в которой он служил, ключи к нашему будущему. Американцы уже теперь более, чем вы, заинтересованы будущим развитием на нашем побережье…»

Но Бодиско не сказал ничего подобного, может быть, имел в виду в будущем сказать.

У Николая Матвеевича вспыхнуло какое-то чувство, похожее на ревность. «Мы там старались в тяжелых условиях… Впрочем, кому тут до этого дело, и поминать нельзя, это непонятно».

«Ах, он сын посланника?» Николай Матвеевич в стороне скромно держится, но ведь он сын богатейших родителей, наследник одного из крупнейших в России состояний. Он вспомнил это сейчас с гордостью.

«Мое богатство я могу поставить себе на службу не хуже любого американца».

Он почувствовал себя членом этого общества, откуда его желали вытеснить, а он совсем не желал уходить. Он понял — нельзя позволить наступать себе на ногу, надо постоять за себя. И что он отстал, конечно, почувствовалось сейчас, но при желании мог бы ни в чем не уступать этому блестящему молодому человеку.

Опять слушая рассказы Бодиско, он подумал вдруг: «Да разве я не могу составить акционерного общества для разработки богатств Сахалина? Да, я могу своими личными начинаниями пробудить край. Надо бы с Геннадием Ивановичем посоветоваться. Что бы он сказал об этом?» Но на другой день, когда срочно пригласили к адмиралу, он почувствовал, что уж идет туда не в прежнем боевом виде, а ослабленным. Боевого духа, с которым он намеревался доказывать все адмиралу, не было, и это поразило Чихачева. Он подумал: «Неужели я безволен?»

Он подумал, что сегодня, видимо, адмирал заинтересовался письмом Муравьева, желает поговорить с курьером. Решили посвятить ему время и позаниматься как следует, после того как сначала перечли главное — петербургские бумаги. Решительная минута настала. Николай Матвеевич взял себя в руки.

Прибыв на фрегат, он услыхал в салоне адмирала пение священника, потом хор.

— Это у нас каждый день! — шепнул Николаю Матвеевичу молоденький мичман, заметив его расстроенный вид.

Чихачев вошел осторожно, как в детстве в церковь. Все офицеры и сам адмирал — с постными лицами, совсем не похожие на вчерашних. Служил иеромонах. Пел хор из матросов. Офицер управлял им.

Когда обедня закончилась и все разошлись, адмирал ушел отдыхать.

Чихачев отправился к себе. Под вечер, солнце еще не заходило, его снова вызвали на фрегат.

Глава двадцать четвертая

ПУТЯТИН

За длинным полукруглым столом целый военный совет.

— Отправляя эти бумаги, в Петербурге, конечно, не могли знать о происшедшем позже почти полном разрыве с Турцией и об угрожающей близости войны. Его высочество предписывает нам воспользоваться сведениями, которые доставлены ему из Восточной Сибири, о доступности устьев Амура с юга, из Японского моря. В случае возникновения опасности наша эскадра, по этим сведениям, может быть введена в реку. Нам предлагается установить там связь с нашими постами.