Книга Гримпоу и перстень тамплиера - Рафаэль Абалос

Юноша покосился на могучего рыцаря в черных доспехах. На щите его была изображена башня, рассеченная вороньим крылом, а шлем был украшен головой большой безобразной птицы. Коня покрывали черные конские доспехи, оставляя открытыми только глаза.

— Кто этот рыцарь? — с живым интересом спросил Сальетти.

— Это ужасный Вальдигор Ростволь, — ответил кто-то из толпы. — О нем рассказывают такое, от чего кровь стынет в жилах. Сейчас он правая рука барона и большой друг инквизитора Гостеля. Они предложили ему не только деньги, чтобы он поддержал их в войне против замков Круга, но и пообещали в награду саму крепость Гульфа.

Вальдигор Ростволь одолел своего соперника с такой легкостью, будто против него вышел не человек, а соломенное пугало, а потом проехал по полю, хвастаясь своей победой и гербом. Солдаты восторженно улюлюкали, рыцари приветствовали его взмахами клинков, дамы мило улыбались, а барон одобрительно кивал со своего помоста. Сальетти тем временем ерзал под доспехами, будто его грозила вот-вот одолеть падучая болезнь, от которой так страдал Кенсе, служка аббатства Бринкдум.

— Сколько еще схваток до нашего выхода? — спросил он в тот миг, когда трубы вызвали следующих бойцов.

— Еще две — и ты сможешь наконец сразиться. Твой соперник вон тот рыцарь, который скрывает свое лицо под шлемом.

— Он же тебя вчера чуть не затоптал, верно? Значит, я отомщу за это оскорбление первым же ударом своего копья, — рассмеялся Сальетти, не сводя глаз с красавицы, тихо сидевшей рядом с бароном, в шаге от инквизитора Гостеля, который смотрел на нее с откровенной ненавистью.

Еще до того, как их вызвали герольды. Сальетти вскочил на коня, украшенного попоной с попеременно чередующимися изображениями солнца на фоне голубого неба и луны — на черном. Затем он надел шлем, тоже украшенный солнцем и пучком золотых перьев, а когда попросил своего оруженосца подать ему копье, Гримпоу ощутил гордость — надо же, мальчик из деревни Оберальт прислуживает такому блестящему рыцарю.

Гримпоу взял коня под уздцы и повел к воротам. Герольды возгласили имя герцога де Эсталья, и Сальетти поглядел на помост, пытаясь угадать по лицу Вейнель, знаком ли ей этот титул. Но девушка сидела в прежней позе, безразлично глядя перед собой. Взревели трубы, и Сальетти с неизвестным рыцарем заняли позиции напротив друг друга. Оба по сигналу послали коней вперед и с опущенными забралами помчались один на другого. Копья вонзились в щиты с оглушительным грохотом, в воздух взмыли щепки, но никто из соперников не выпал из седла. Зрители завопили, подбадривая рыцарей. Гримпоу вручил Сальетти новое копье, и тут герцог заметил, что лицо Вейнель порозовело, а глаза девушки впились в изображение солнца и луны на его щите, словно она поняла их значение и в них увидела свою последнюю надежду на спасение. Сальетти натянул поводья так, что конь забил копытами в воздухе, и вновь поскакал на противника: неизвестный рыцарь получил такой удар копьем по голове, что повалился ничком. Гримпоу начал радостно подпрыгивать, Гишваль с воодушевлением закричал, а дочь Гуриельфа Лабокса почувствовала, как силы возвращаются к ней, когда победитель приблизился к помосту, поднял забрало и попросил ее украсить острие его копья своей вуалью.

Рыцарь, потерпевший поражение, продолжал лежать на земле, и ни один оруженосец не пришел ему на помощь. Гримпоу побежал поднять ему забрало, пока он не задохнулся. Юноша сдернул шлем — и увидел Побе де Ланфорга, того самого послушника, сбежавшего из аббатства.

— Ты ранен? — спросил Гримпоу.

Побе де Ланфорг смотрел бессмысленным взором, а в следующий миг потерял сознание на руках у Гримпоу.

Сальетти принял участие еще в одной схватке во второй половине дня, в которой тоже одержал победу, несмотря на то что чуть не свалился с коня: тот споткнулся в то самое мгновение, когда копья вонзились в щиты. Но ему удалось удержаться в седле, чем он обеспечил себе участие в состязаниях следующего дня, когда будет определен единственный победитель турнира.

Королева турнира

После дневных соревнований в оружейном зале замка устроили пир. Барон де Вокко, явно довольный тем, что рядом с ним сидит красавица Вейнель, оживленно беседовал с Вальдигором Ростволем и Бульваром Гостелем о турнире и о подготовке к войне, а Сальетти тем временем прохаживался вокруг барона, ожидая возможности поговорить с дочерью Гуриельфа Лабокса и сказать ей, что совсем скоро они освободят ее из плена.

Гримпоу тем временем пошел с Гишвалем на задний двор, где охотничьи птицы барона спали с кожаными колпаками на головах. Его поразила величественность этих соколов, беркутов и ястребов, которых приручал отец Гишваля. Но еще больше юноша поразился, когда Гишваль надел на левую руку толстую кожаную перчатку и вынул из клетки сокола; он скинул с головы птицы колпак, и Гримпоу увидел выразительные глаза медового оттенка.

— Вот этот мой любимый, — сказал Гишваль, проводя рукой по перьям птицы. — Когда закончится турнир, мы отпустим его.

Сокол недоверчиво пошевелился, но все же позволил Гримпоу погладить себя по голове и по мощному клюву, по сильным когтям и по длинным остроконечным крыльям. Гримпоу всегда мечтал иметь хищную птицу, так что он порадовался за Гишваля, которого уже считал своим новым другом. Он впервые за долгое время снова встретил юношу своего возраста, такого же, каким был сам до того, как нашел камень погибшего в горах Бринкдума рыцаря: веселого, шаловливого, не умеющего ни писать, ни читать, никогда в своей жизни не видевшего ученого манускрипта, но всегда довольного жизнью. Гримпоу подумалось, что ему тоже следовало бы считать себя счастливчиком, ведь каким-то чудесным образом сбылась его детская мечта стать оруженосцем. Сейчас он оруженосец господина Сальетти де Эсталья, и оба они принимают участие в весеннем турнире замков Эльзаса, чтобы победить и выбрать королеву. И это так его увлекло, что он даже не вспоминал ни о камне погибшего рыцаря, ни о том, что впереди ожидали поиски секрета мудрецов.

Потом Гримпоу развлекался во дворе конюшен, стреляя из лука вместе с другими оруженосцами, которые с удивлением наблюдали, как ловко он попадает в цель — ощипанную курицу, болтавшуюся на ветке, словно повешенная.

— Где ты научился так стрелять из лука? — спросил его светловолосый и веснушчатый оруженосец.

— В горах, охотясь на зайцев, — с напускным безразличием ответил Гримпоу.

— Думаю, ты мог бы стать хорошим лучником. Ты никогда не хотел записаться в войско?

— Барон, без всякого сомнения, взял бы тебя, — добавил другой оруженосец, с блеклыми глазами и орлиным носом.

— Я умею только стрелять, ничего больше. — Гримпоу снова взял лук, натянул тетиву, отпустил, и стрела со свистом вонзилась в грудь курицы, висевшей на дереве.

— Знаешь, если ты научишься владеть копьем и мечом так же хорошо, как луком, ты очень скоро станешь рыцарем. Я сам надеюсь стать им когда-нибудь, если Богу будет угодно, — сказал светловолосый.

— Надо будет подумать, — ответил Гримпоу без особой уверенности в голосе, протягивая руку за монетами, которые выиграл. Про себя он подумал, что не промахнулся бы ни разу и с расстояния в сто шагов.