Книга Пёс, который изменил мой взгляд на мир. Приключения и счастливая судьба пса Наузада - Пен Фартинг

Стены были аккуратно выкрашены в два цвета, снизу серым, сверху тускло-оранжевым. Утепленные синие форменные куртки полицейских висели на стене на таких же крюках, как и тот, на котором снаружи была подвешена козлиная туша.

Забавно было видеть, что их автоматы висят на стене точно так же, дулом в пол.

В комнату вошел Джемаль, стриженный под горшок, с аккуратной бородкой. В руках у него была миска и полотенце. Он склонился перед нами, предлагая воду.

– Это чтобы руки помыть, – пояснил Гарри, заметив нашу неуверенность. Полицейские пересмеивались, он тоже засмеялся, и нам ничего не оставалось, как тоже заулыбаться смущенно.

Мы помыли руки по очереди, потом Джемаль обнес водой остальных. Следом зашел Абдул, неся только что помытые чашки и горячий серебряный чайник с чаем. На подносе также оказался мешочек с сахаром, по виду британский. Первым Абдулатип налил чай командиру, потом угостил нас.

Джон сидел по одну сторону от меня, Гарри по другую. Дальше за Гарри сидел Дэйв, а рядом с ним – Рози, еще более оживленный, чем обычно. Остальные НПАшники расположились по обе стороны от командира, который сидел и внимательно нас изучал.

Сколько я ни старался, я никак не мог понять, сколько их командиру лет. Он был для меня загадкой. Загорелое лицо почти не выражало эмоций, разве что в глазах иногда что-то отражалось. Он щелкнул пальцами Абдулатипу, терпеливо дожидавшемуся у дверей. Тинтина мы пока еще не видели: скорее всего, он был на кухне.

Абдулатип исчез за дверью. Вероятно, как я понял, его послали за едой. Командир обратился к Гарри. Мы трое терпеливо ждали, пока нам переведут, о чем речь.

– Командир хотел бы знать, как давно ты служишь, – наконец обратился ко мне Гарри, покивав в ответ на последние слова полицейского.

– Семнадцать лет как морпех, – ответил я, и командир одобрительно кивнул, выслушав перевод.

– Еще он спрашивает, где ты воевал.

– Перед тем как приехать в Наузад, мы были в Гиришке. А до этого мы все служили в Ираке, – ответил я, и командир снова кивнул. Кажется, мои ответы ему нравились.

– Он также хочет знать, сколько ты убил талибов.

Я посмотрел на Дэйва, тот пожал плечами.

– Скажи ему, что я точно не знаю. Мы обстреляли талибов, и потом они замолчали. Надеюсь, это означает, что больше они воевать не будут, – ответил я.

Это вызвало оживление у Рози и командира, но прежде чем я успел уточнить у Гарри, о чем они говорят между собой, Дэйв задал свой вопрос:

– Гарри, а ты не мог бы спросить у Рози, сколько он талибов убил?

Гарри обратился к Рози, и тот издал воинственный клич, восторженно размахивая руками. Кажется, он описывал свои многочисленные сражения.

– Он говорит, что убил много, много талибов. Он говорит, они все разбегаются в страхе, когда он выходит с патрулем.

Полицейские за столом разразились громким хохотом и принялись аплодировать Рози. Мы тоже не могли удержаться от смеха и похлопали ему. Рози все еще оживленно жестикулировал и сыпал словами.

За всей этой болтовней и смехом атмосфера в комнате стало совсем тепло. Мы знали, что основательно замерзнем, когда придет время вновь выходить во двор.

Абдулатип с Тинтином вернулись в сопровождении порыва холодного воздуха снаружи. Они несли два здоровенных пластиковых подноса, которые поставили по центру комнаты. Аплодисменты возобновились с новой силой.

На одном подносе было две плошки белого риса и десять больших круглых лепешек. На другом – две больших миски с волокнистым тушеным мысом в водянистом соусе и кувшинчик с чем-то белым.

Я бросил быстрый взгляд на Дэйва. Мы долго спорили между собой по поводу этого приглашения. То, что нас позвали на ужин, было очень почетно. И мы не хотели бы показаться неблагодарными, однако нам было хорошо известно, что и как они готовят. Я не раз видел младших НПАшников, пекущих лепешки на горячих камнях у задних ворот.

Хлебное тесто смешивалось в двух больших мисках, потом выкладывалось на огромный закопченный лист железа. Рис, который они ели каждый день, варился в большущем котелке, почерневшем от копоти на открытом огне. Но самая большая проблема была даже не в готовке, а в том, что они делали после этого. Точнее – не делали: они никогда не мыли посуду вечером, оставляя ее до утра. Может, ночью им было слишком холодно, я не знаю. Но пока посуда стояла нетронутой, туда добирались бродячие коты, которые старательно ее вылизывали. И даже Наузада и РПГ мне не раз приходилось оттаскивать от этих мисок и плошек, когда я выгуливал их по ночам.

Поутру полицейские просто споласкивали посуду холодной водой и слегка терли ладонью. Так у них было принято, и, я полагаю, их желудки с этим прекрасно справлялись. Но я сомневался, что справятся наши.

Все эти два с половиной месяца мы регулярно протирали руки гелем на спиртовой основе. Любые сковородки и кастрюли, в которых готовилась пища, сразу мыли с мылом в горячей воде. Мы не могли позволить себе болеть, каждый человек был на счету. Бегать в уборную каждые десять минут, особенно если талибы начнут обстрел, – это было совсем не смешно.

Возможно, я судил афганцев слишком строго, но мне довелось оказаться на борту «Сэра Галахада» в Египте. Девяносто процентов экипажа слегло с диареей и рвотой одновременно. Никому не желал бы повторить этот опыт.

Но отступать было поздно. Мы решили, что такой шанс выпадает раз в жизни, и упускать его нельзя. Впрочем, это не помешало для подстраховки каждому из нас запастись туалетной бумагой.

Командир жестом предложил нам угощаться. Я огляделся в поисках ложки, но ничего не нашел.

– Рукой, Пенни, – засмеялся Гарри, показывая, как зачерпывать рис пальцами.

Ладно, значит, рукой. Я потянулся к миске с рисом и положил на тарелку перед собой две горстки мягкого риса. Затем я передал миску Джону. Точно так же ко мне на тарелку перекочевало несколько кусков козлятины. Свое мясо Гарри полил густой белой жидкостью, используя деревянный черпак.

– А это что такое, Гарри? – спросил я у него.

– Молоко овцы, – ответил он.

– Козье, ты хочешь сказать? – поправил я.

– Нет, – повторил он. – Это молоко от овцы.

Дэйв хрюкнул, когда я попробовал молоко с ложки. Как я ни пытался удержать лицо, но кисло-горький вкус заставил меня поморщиться. Полицейские тоже внимательно наблюдали за происходящим и теперь радостно хохотали надо мной. Я вернул черпак, и Гарри зачерпнул молока себе, а потом выпил с очень довольным видом. Вот кто морщиться и не думал.

– Дэйв наверняка тоже хочет попробовать, – сказал я.

В ответном взгляде Дэйва читалось: «Я потом тебя убью».

Мясо было жилистым и жирным, но луковый соус спасал положение. Мы старались не ронять рис на ковер. Полицейские ели быстро, не оставлял ни крошки.