Книга Пинок в светлое будущее - Маргарита Южина

– Чего? Еще не сняли? – обернулся Вадька к пареньку, и тот пулей кинулся к дверям.

Некоторое время спустя, когда Зинаида уже накрыла стол в комнате Поповых (их решили никуда не двигать с дивана), когда ребята в масках удобно расположились в комнате Зинаиды смотреть сериал, а за столом остались только сама Зинаида, Вадим, трясущаяся бабушка Глафира Ферапонтовна да еще какой-то незнакомец (с ним Вадим так никого и не познакомил), Зинаида вдруг опомнилась:

– Вадька! Так я не поняла, как ты к нам ворвался-то? Сто лет в гости не заходил, а тут, надо же, – с друзьями, да еще в такой нужный момент…

Любознательный следователь посмотрел на сыщицу, как на любимую больную собаку – с глубокой скорбью:

– Зинаид Иванна, вот вы женщина такая умная, а ведь как что скажете… Хм, в гости… с друзьями… Да я по звонку все отделение поднял! Мне завтра, ежли что не так, башку снесут!

– Ой, как я тебя понимаю. Мне вот сегодня полбашки снесли, так я до сих пор… – сочувственно скуксилась Зинаида и вдруг насторожилась: – А по какому звонку?

Она вперилась недобрым взглядом в супружескую пару Поповых и прошипела:

– Вы, что ль, звякнули? Гришка, террорист хренов! Ты нажаловался?

Гришка судорожно дернул кадыком, брякнул наручниками и пустил петуха:

– Я во… кра… кхр… я вообще… Чем мне звонить-то? У меня и телефона никакого нет! Я ж как с пистолетом ворвался, так и не отлучался ни…

– Так, – брякнул руками о стол Вадим, – разрешение на оружие имеется?

– Дык продавец не дала… – чуть не плакал «террорист».

– У него игрушечный, – обиженным басом пояснила Юнона.

Зинаида подскочила, вытащила из-под шкафа пистолетик и двумя пальчиками поднесла его Вадиму.

– Вот, Вадька, проверь. Мне тоже кажется, что игрушечный. Но размахивал он им прям как настоящий гад какой. И даже чьи-то колготки не побрезговал на морду напялить. Причем заметь – в то самое время, когда у него жена повышенной беременности.

До Григория наконец дошло, что это его жена забрюхатела, а такого он никак от нее не ожидал. Плюнув на все отделения, он страшно выкатил глаза, выпятил нижнюю челюсть и грозно протянул:

– Та-а-ак! С какого хрена ты забеременела, Юнона Васильна, когда муж пахать направился? От кого, грю, понесла? Признавайся давай, не стыдися, здеся все свои! Ну?

Юнона совсем не испугалась мужа. Она даже не отреагировала на его свирепый вопрос, а только уныло пялилась в окно.

– Зинаид Иванна, так что вы нам расскажете? – напомнил Вадька. – Или мне все же завтра с головой-то прощаться?

– Да погоди ты со своей головой! – рыкнул на него Гришка. – Мне тута с женой… Юнонка! Дикобразиха! От кого…

– Свои семейные проблемы, гражданин, решите позже! – рявкнул Вадька, и Гришка смиренно осел и заскучал. – Так что у вас тут? Звонит Глафира Ферапонтовна, орет прямо сиреной, мол, у вас тут убийство, расстрел у вас намечается… Хотя да, с оружием мы разобрались, на самом деле игрушка… А что, серьезного в этот раз ничего? Только чай?

Зинаида хмыкнула, поправила волосы и чуть кокетливо пожала плечами:

– Н-ну… ты же знаешь, я тебя зря на чай не приглашаю, только по делу…

– Ага, значит, дело все же есть? – дернул бровями Вадим.

При магическом слове «дело» Гриша как-то разволновался, стал ерзать на диване, нервно швыркать носом и даже поскуливать. А Юнона и вовсе – глухо охнула и стала заваливаться на бок.

– Ой! Вадька, ей плохо! А у нее же восемь недель! – испуганно подскочила Зинаида, но хриплый голос всеведущей бабуси пришлепнул ее обратно на стул.

– Да никаких неделей у нее не имеитси, прям далася тебе энта брюхатость! Нонка уж давно сбегала куды нужно, дите в поликлинике оставила, Марковна рассказала. Марковна ж у нас в больнице полы трет, ну и шепнула мне: чевой-то, мол, наша рукаста соседка всю жисть без дитев прожила, а бог дал рабеночка, так она его в больницу сташшила? Грех это! Однако ж куды Нонке ишо и рабеночка?

Гришу весть о больнице и «рабеночке», видимо, ублажила, потому что он надулся индюком, сдвинул глаза к носу и на старушку зарычал:

– Ты чего, бабка, мою жену Нонкой какой-то обзываешь? Что ли, она тебе псина подзаборная? Аль обезьяна какая? Она у меня сыздавна Юноной называется! Ишь, Нонка главное…

Юнона поняла, что трюк с токсикозом не прошел, уселась удобнее, уперлась глазами в окно и только пробормотала:

– Госсыди, ну с кем живу, с кем живу… Когда уже эти коммуналки кончатся? Живешь тут, как в аквариуме, – весь дом знает, чем ты лечишь геморрой и чей мужик у тебя под кроватью.

– Во! – возрадовался Гриша. – А ты, Зина, все беременность, беременность… Геморрой у нее! Правда же, Юнона?

На Юнону было страшно смотреть – она просто дробила взглядом своего мужа, а губы ее шептали супругу какие-то неслышимые пожелания.

– Не, а чего, кроме медицинской темы, нам больше не о чем поговорить? – всерьез заволновался Вадька. – Зинаид Иванна?

Зинаида уселась за стол, подперла кулачком щеку и хитро стрельнула глазами:

– Сейчас я вам историю расскажу. Про одну девочку. Коротенько так. Ну, значит, жила-была девочка. Плохо жила, надо сказать. Мать ее рано бросила, а отец женился на молоденькой, и стала для девочки жизнь совсем невыносимой. Мачеха девочку невзлюбила… Вадька! Спишь, что ли?

Под мерный убаюкивающий тон Зинаиды у Вадима и в самом деле начали слипаться глаза.

– А чего? – вздрогнул тот. – Я эту сказку еще в детстве на сто рядов прочитал, «Золушка» называется.

– И ничего не «Золушка»! Это… это про Бабу Ягу, может быть. И вообще, девочка та – Юнона, которая перед тобой сидит вся в наручниках.

Гриша при ее словах непонятно чему обрадовался и бурно задергался:

– Про мою жену, что ли, сказка? Нет, серьезно? Ты, Зин, мне потом ее обязательно напиши, я ее в газету пошлю.

– Вот дебил… – помотала головой Юнона и бессовестно забросила ногу на ногу.

– Ну-ну… – растерялся Вадька. – И чего дальше про Бабу Ягу?

Зинаида дернула носом и стала продолжать:

– Вот, значит, папенька у девочки пил ведрами, от водки не просыхал, а мачеха лупила как сидорову козу и издевалась. А когда девочка выросла, то однажды взяла и не вытерпела побоев. Убила злыдню.

– Это как? – ахнул Гришка.

– Да очень просто – долбанула по голове поленом, а потом для верности ножом истыкала. Побоялась, что мачеха очухается, пришлось добивать.

– Это не я! – вскочила Юнона Попова с дивана, но тут же рухнула обратно – Вадим не терпел, когда ему мешали слушать. – Это отец мой! Он убил мачеху, и его осудили!

– Ну еще бы, как не осудить, если ты ему в руку ножик сунула, когда он до кровати не доплелся, а рухнул рядом с мертвой женой? Пьяный он был в умотину, там хоть все перережьтесь. А тебе это только на руку было – экий тонкий подход к батюшке нашла. Конечно, его прямо утречком и повязали. Нет, ну что я все сама да сама рассказываю? Давай, Юнона, помогай. Тоже рассказывай…